Задача переосмысления сущности и особенностей функционирования основопола-гающих социальных институтов, особо причастных к разразившемуся кризису, к числу ко-торых по праву можно отнести и институт собственности, – это не только чисто теорети-ческая, но и важнейшая практическая проблема, стоящая сегодня перед всем мировым сообществом. Именно институт личной собственности, отражающий собой уже давно ре-ально существующие экономические отношения, основанные на личной собственности, как во всем мире, так, собственно, и на всем постсоветском пространстве, независимо от того, признают его официально или нет, таит в себе, поистине неисчерпаемые возможности для проявления всевозможного рода социальных коллизий, наглядным примером чему может служить и сегодняшний экономический кризис. Во-первых, именно процесс личного обогащения одних, за счет превращения различ-ного рода обусловленной собственности, т.е. собственности, находящейся в государствен-ном, коллективном или личном владении других людей, и им не принадлежащую, в их лич-ную, как безусловную форму моновладения – вот одна из главных причин проявления дейст-вий, признаваемых одинаково во всем мире как общественноопасные. И неважно, связано это с проявлением либо открытого уголовного криминала, как, например, коррупционные преступления, либо с функционированием так называемой «теневой экономики», либо с на-личием различного рода махинаций, направленных на утаивание личных доходов, либо с печатанием денег, не имеющих соответствующего товарного обеспечения и т.д. И это дале-ко не полный перечень преступлений в экономической сфере, которые непосредственно свя-заны с недопониманием той роли личной собственности, которую она играет в мотивации деятельности всех людей, начиная с рядового предпринимателя и заканчивая деятельностью руководителя самого высокого государственного уровня. Во-вторых, путаница между личной и частной формами собственности, прежде всего на понятийном уровне, зачастую может стать причиной проявления своего рода коллизий на политическом уровне. В-третьих, сегодня много внимания, в том числе и на законодательном уровне, уделя-ется развитию малого и среднего бизнеса, формированию в каждой из стран СНГ своего, на-ционального, так называемого среднего класса. Думается, что здесь наряду с чисто экономи-ческими показателями, такими как среднегодовая численность занятых, балансовая стои-мость основных фондов и т.д., подспудно фигурирует, но нигде не обозначается такой пара-метр, как размер богатства, который различными, в том числе и нелегальными способами, может из разряда частной, превратиться в разряд личной собственности, т.е. принять форму личного капитала. Мировой экономический кризис, с его масштабами системного влияния и глобаль-ными размерами негативных последствий для всего мирового сообщества, обнажил целый комплекс поистине неведомых ранее проблем, лежащих, в первую очередь, непосредственно в сфере функционирования института собственности. И сегодня, как наглядно свидетельст-вует практика, на эффективность их решение вряд ли можно будет рассчитывать без долж-ного теоретико-методологического переосмысления, в первую очередь, как природы и сущ-ности самого этого важнейшего социального института, так и особенностей его становления и функционирования на разных этапах существования человеческого сообщества. Тем более, что при решении возникающих сегодня проблем ставка, как правило, зачастую делается только лишь на спонтанно предлагаемые антикризисные меры, реализуемые, как всегда, в пожарном порядке. Поэтому обращение столь пристального внимания на функционирую-щий в обществе институт собственности и на то место и ту роль, которую в нем на сегодня призвана играть именно личная форма собственности, представляет собой поистине не только чисто фундаментально-теоретическое, но и важное практико-прикладное значение. Ведь если в обществе, и конкретно в сфере экономики, происходят подобного рода гло-бальные кризисные катаклизмы, перед которыми оказывается бессильной даже мировая нау-ка, то это в первую очередь следует отнести к несовершенству состояния именно самих тео-ретических знаний о данной сфере. В равной мере это касается и тех базисных идей и принципов, критериев и понятий, которые составляют основу понимания сущности и са-мой экономики, и ее основополагающих социальных институтов. А ведь само это знание, в своей основе, еще совсем недавно считались практически незыблемым, а потому преподно-силось и воспринималось мировым сообществом в качестве чуть ли не абсолютно безупреч-ного эталона и надежнейшего ориентира при определении вектора развития всего цивилизо-ванного мира. Особую актуальность адекватный характер реакции на проблемы, связанные с кризи-сом, имеет для молодых суверенных государств, образовавшихся на постсоветском про-странстве. Ведь с одной стороны, сам их переход к рынку и демократии был продиктован не столько потребностями и логикой их собственного внутреннего развития, сколько теми об-стоятельствами, в которых они оказались после развала СССР, и требованиями тех правил, по которым до этого жил весь несоциалистический мир. При этом, заявив о своем намере-нии стать полноправными членами существующего цивилизационного пространства, все они избрали фактически один и тот же, далеко не безупречный по своей эффективности, ва-риант. Его суть свелась к простому заимствованию чужого опыта без должного его теоре-тико-методологического осмысления. На практике это всегда оборачивается тем, что страны, избравшие для себя подобный путь вхождения в существующее социальное окружение, уже заведомо обречены на роль ведомых, и посему обреченных действовать по примеру и под-сказкам, поступающих со стороны этого окружения. Поэтому вполне естественно, что кри-зис, разразившийся в современном мире среди ведущих его стран, просто не мог автомати-чески не обрушиться и на них. Однако, с другой стороны, ситуация, сложившаяся на сегодня в мире имеет одну весьма важную особенность. Суть ее сводится к тому, что кризис, своими масштабами и непредсказуемостью негативных последствий, значительно поставил под сомнение уже саму веру в безупречность той модели обустройства общества, в итоге соперничества с ко-торой историческую арену был вынужден покинуть социализм. Одновременно с этим, он заставил усомниться и в далеко не безграничных возможностях рационального воздействия человека на те процессы, которые происходят в современном мире. Поэтому он поставил все человечество, а не только какую-то его отдельную часть, перед необходимостью объе-динения совместных усилий в борьбе, как с последствиями внезапно разразившегося кризи-са, так и с предотвращением повторения событий подобного рода впредь. Вследствие этого и у молодых суверенных государств, равно как и у других членов мирового сообщества, появился определенный шанс на то, чтобы внести свой, весомый по значимости вклад в разработку концептуального видения как причин, приведших к кризису, так и определении стратегии деятельности, в определенной мере застрахованной от проявле-ний подобного рода социальных потрясений в будущем. Однако существенной преградой на пути к этому, как не без основания считает, например, Н.А.Назарбаев, является то, «что мы по-прежнему смотрим на сегодняшний мир, как и на будущий Новый мир, сквозь оптику старых инструментов мышления. Но для начала радикального обновления нам надо обно-вить всё наше мышление. Соответственно, нужно обновить и все понятия, категории, теории, схемы, концепты мышления и термины, обозначающие факты и явления нового мира» . Как отмечается в современной методологической литературе, в числе наиболее вос-требованных при разработке и разрешении стратегических проблем просматриваются два основных базовых подхода. «Первый, – по мнению О.С. Анисимова, – опирается на видение ситуации, а другой – на видение сущности бытия и корректного отношения к сути, к истори-ческой реализации сути» . Однако, как наглядно свидетельствуют итоги предпринимаемых мировым сообщест-вом мер, направленных на преодоление мирового кризиса и его последствий, и напрямую связанных с реализацией идей о необходимости введения нового вида валюты, в равной ме-ре, как и уже предпринимаемые практические меры многих стран, направленные, в первую очередь, на поддержку банковского сектора и т.д. – все это, в той или иной мере, опирает-ся только на использование именно первого подхода. Ведь даже беглое знакомство с предла-гаемым набором антикризисных идей позволяет сделать вывод, что сама постановка про-блем и задач так называемого стратегического уровня представляет собой не что иное, как вынужденную реакцию именно на ту негативную ситуацию, которая складывается по мере развития кризиса. А сам набор предлагаемых практических мер не выходит за рамки логики так называемого «здравого смысла», когда ситуацию пытаются улучшить, оставляя при этом все породившие ее условия практически неизменным. И в первую очередь это относится к функционированию такого важнейшего социального института, каким является институт собственности. А ведь именно обращение к истории его формирования, равно как и выявле-ние его сути в контексте различного парадигмального видения во многом позволяет в со-вершенно ином свете представить «видение сущности бытия», а вместе с тем и по-иному взглянуть на суть обозначенных выше проблем. Весьма очевиден тот факт, что общество на сегодня находится на таком этапе своего эволюционного существования, когда материальные условия жизни человека являлись и продолжают являться определяющими при формировании всех остальных сфер его жизни. Поэтому вопрос о его свободе, равно как и о его правах, и условиях, достойных его подлинно человеческого существования, был и находится, в конечном итоге, в прямой зависимости от характера и объема имеющегося в его распоряжении собственности. При этом, как принято считать, «…собственность (property) означает формально признанное государственной вла-стью право собственника или собственников как на исключительное, без чьего-либо участия, пользование своим имуществом, так и на любой способ распоряжения им, включая прода-жу» . Однако при этом, как в понимании природы возникновения собственности, этого уни-кального социального феномена, так и в трактовке сущности ее основных видов и форм, сре-ди ученых до сих пор нет единого понимания. Наглядным тому подтверждением может слу-жить существующий на сегодня разброс мнений: от пожелания в законодательном порядке «отказаться от политизированного понятия «частная собственность», до предложения «уп-разднить родовое понятие «собственность», а вместо него признать таковым (родовым) по-нятием «частная собственность» . Как известно из истории, именно античное время представляет собой арену не только утверждения на практике отношений собственности, но и преподносит поучительный при-мер формирования объективного теоретического представления о сущности данного фено-мена вообще. Одновременно именно в это время формируется и взгляд на человека как на политическое существо в силу того, что он «причастен к государственной жизни», и, как следствие, он рассматривается в качестве хотя и особой, но все-таки – составной части госу-дарства. Так, по мнению Аристотеля: «Природа государства стоит впереди природы семьи и индивида: необходимо, чтобы целое предшествовало своей части» . При этом, в условиях полисного (общественного) характера владения землей и рабами, наиболее рациональной и логичной формой распределения богатства полиса (как целого) между всеми его свободными гражданами (как составными частями этого целого) была вполне естественной именно част-ная форма ее распределения. Отсюда, и сами владельцы, в своем праве на обладание только частью общеполисной собственности, не могли, по сути, не являться частниками. И именно данный, частный характер их отношения к полисной собственности был закреплен таким со-циальным изобретением, как делегирование им со стороны полиса права владения, распоря-жения и пользования этой, не принадлежащей им по существу, собственностью. А сам ха-рактер владения, распоряжения и пользования полисной собственностью являлся своеобраз-ным набором тех непременных и обязательных условий, который не позволял им из част-ников превратиться в единоличных владельцев собственности, так и остававшейся во всей своей сути собственностью всего полиса. По мере совершенствования всех сфер жизни полиса совершенствовался и процесс взаимоотношения между частными владельцами этой общеполисной собственности. При этом сам характер экономических взаимоотношений между данными частными вла-дельцами нашел свое закрепление и в соответствующей правовой форме, получившей в дальнейшем название как частное право. В целях удовлетворения нужд правовой практики в сфере защиты интересов, прежде всего частных собственников, появилось и само разделе-ние права на такие его виды, как публичное и частное. Осуществлено оно было, как извест-но, в условиях существования Римской империи. По существу, именно здесь частная собственность выступает в смысле противопос-тавления понятию государственной собственности, как одна из форм «не казенной» собст-венности вообще. И именно на этот период времени приходится становление особого типа экономических взаимоотношений на уровне частных собственников. Благодаря же созданию особой законодательно-правовой системы, стоящей на страже интересов отдельного частно-го собственника, и защищающей эти интересы от посягательства и проявления произвола со стороны всех других членов социума, включая и само государство, создается совершенно новая, соответствующая данному типу отношений институционно-правовая база. Ее главная особенность состоит в том, что она является прямым порождением (продуктом) со-циальной самоорганизации общества, основанной на господстве принципов субъект-объектной парадигмы. На практике это оборачивается тем, что только одной, и при этом, как правило, наименьшей части общества, выступающей в роли так называемого социально-го субъекта, в конечном итоге всегда удавалось (и удается по сей день) наличное окружение использовать как объект (или в качестве своеобразного средства) при достижении ею, пре-жде всего, своих собственных интересов, целей и желаний. В последующем именно данная правовая система становится основой формирования института частной собственности, как особого социального образования. При этом так назы-ваемое частное владение в корне отличается от владения действительно личного характера. На что особо указывал в свое время Гегель. «Достаточно ясно, – особо подчеркивал он, – что только личность имеет право на вещи, и поэтому личное право есть по существу вещное пра-во, если понимать вещь в ее общем смысле как внешнее по отношению к свободе, то внеш-нее, к которому относится также мое тело, моя жизнь. Это вещное право есть право лично-сти как таковой. Что же касается так называемого личного права в римском праве, то чело-век может быть лицом, лишь обладая известным статусом (...); тем самым в римском праве даже сама личность, противопоставленная рабству, есть лишь сословие, состояние... Римское личное право есть поэтому во всяком случае не право лица как такового, а лишь право осо-бенного лица...» . Однако именно с этих пор римское право и стало непререкаемым автори-тетом и неизменным эталоном (образцом) для подражания при формировании законодатель-ной базы практически всех государств, признающих наличие частной собственности в дан-ном ограниченном и усеченном ее понимании. В отсутствии понимания коренного различия, существующего между личной, как безусловной, и частной, как производной «сословной», «особенной» (по Гегелю), а пото-му и обусловленной формой владения, на наш взгляд, и заключена главная причина суще-ствующего на сегодня искаженного представления о сущности института собственности в целом. По существу, именно личная собственность является той предельной и основопола-гающей границей, которая может быть обозначена между «своим», как моновладением, и «чужим», как всем тем, что находится за его пределами, в том числе и в форме частного владения. Поскольку в отношениях собственности зона моновладения человека сводится не столько к владению материальными вещами, сколько к характеру отношений между людьми, обладающих этими вещами, то при всей полифонии пространства владения одной из ее характернейших особенностей является то, насколько эта собственность может быть или временной, или постоянной. Благодаря именно фактору постоянства, зона собственности может и должна быть закреплена только за одним владельцем. И только осознание им этого типа владения в совокупности с надежной гарантией, обеспечивающей защиту подобного моновладения от любого вида посягательства со стороны социального окружения, делают его по-настоящему собственником. А сама собственность в этом случае приобретает характер личной собственности. Однако неизменность объема и границ моновладения, то есть личной собственно-сти, это скорее исключение, чем правило. Причиной тому могут быть обстоятельства как субъективного, так и объективного плана. В условиях господства субъект-объектной пара-дигмы, приращение зоны моновладения одними происходит, как правило, за счет открытой или завуалированной формы захвата, обмана или иного вида присвоения чужой (личной, об-щественной, частной) собственности. Альтернативой подобной форме изменения зоны моновладения может быть совер-шенно иная, субъект-субъектная парадигма организации социальной деятельности. Ее суть состоит в том, что при этом к минимуму сводится возможность использования чело-века кем-либо другим: отдельным человеком, любым властно-адмистративным органом, или даже государством в целом в качестве объекта или средства при достижении ими сво-их личных или иного рода социумно значимых целей и интересов. Вопрос об изменении фор-мы моновладения, в этом случае, может быть решен только в рамках договора (соглаше-ния), основанного на паритетных началах взаимоотношения между всеми его участниками, независимо от того, представляет это лицо личного, частного, любого типа коллективного владельца, или выступает от имени всего государство в целом. В этом случае собственность каждого из участников договора, достигнутого в процессе согласования, дается во временное пользование другому, но с определенной целью (новая цель) – либо замены собственного усилия по достижению необходимого результата, либо для большей эффективности пользования, либо для рассмотрения самого привлекаемо-го как источника добавочного результата, средства приобретения новой собственности. В последнем случае личная собственность превращается в частную. Таким образом, частная собственность отличается от личной не столько фактором моновладения, (если один, то частник, а если не один, то уже не частник), сколько наличием условий, благодаря которым собственность и оказывается в зоне чьего-либо владения, и не обязательно при этом именно только одного человека. Сам факт поступления собственности в распоряжение частника означает не что иное, как делегирование ему, как представителю (части) некого социального целого (государства или какого-то иного типа коллективного сообщества) официально закрепленного права на имеющуюся во владении этого целого соб-ственности. Это право, в равной мере, может простираться или на всю данную собствен-ность, или только на ее какую-то отдельную часть. Однако при этом само право владеть, распоряжаться или пользоваться ею, должно быть оговорено специально принятыми по это-му поводу условиями. Частная собственность, как «частичность», о чем наглядно свидетельствует появление и становление еще в античное время соответствующего (даже по названию этому процессу) института частной собственности, по своей природе уже изначально предполагает, с одной стороны, свою производность от любой формы коллективного владения, как обязательно-го исходного условия. А с другой – она может существовать только на время и в рамках тех условий, благодаря которым, собственно, и стало возможным ее появление. По истечению же срока действия этих условий, или в связи с самовольным прекращением частником вы-полнения этих требований, она должна вновь безоговорочно перейти из частной – в коллек-тивную или личную форму владения, то есть вернуться в исходное состояние, предшество-вавшее ее непосредственному появлению. Необходимость четкого разграничения понятий личной и частной форм собствен-ности объективно продиктовано рядом обстоятельств. Прежде всего, самозахват частником собственности, находящейся, по существу, в поливладении и перевод ее, по личной инициа-тиве, из условного в безусловное моновладение, на практике означает не что иное, как про-явление действия все той же, субъект-объектной парадигмы. Ведь в данном случае частнику автоматически обеспечиваются более благоприятные условия для индивидуального сущест-вования, по сравнению с другими членами коллективного владения, и явно за их счет. А зна-чит и в ущерб интересам всех ее остальных фактических владельцев. Не эта ли неразбериха и путаница между личной и частной формами собственности, прежде всего на понятийном уровне, явилась причиной тех метаморфоз, которые пришлось претерпеть институту собственности по воле все тех же «социальных субъектов», стоящих у кормила власти в ХХ веке? Первый раз это было связано с желанием большевиков как можно быстрее покончить с самым главным, по их мнению, виновником существовавшей социальной несправедливо-сти – частной собственностью. При этом революционная практика опиралась на главную идею, которую Маркс и Энгельс выразили еще в «Манифесте Коммунистической партии»: «В этом смысле коммунисты могут выразить свою теорию одним положением: уничтожение частной собственности» . Но поскольку это положение стало программным для коммуни-стов, то те, кто взялся за коренное переустройство мира, с понятием «частной собственно-сти» связывали все, что было «незаконно награблено». Поэтому уничтожение частной собст-венности, в их понимании, должно было сводиться к «экспроприации экспроприаторов». При этом никто и не считал особо нужным вникать в понимание самой сути отношений соб-ственности вообще, и института частной собственности, в частности. Отсюда, как известно, появление и законодательно закрепленное в конституциях государств социалистического ти-па, например, в СССР, таких видов собственности, как государственная (общенародная), колхозно-кооперативная и личная. При этом введение понятия личная собственность было обусловлено не столько действительным осмыслением и пониманием подлинной сути и осо-бенностей данной формы владения, сколько причинами идеологического и политического характера. В очередной раз, но уже в конце ХХ века, необходимость радикальной смены инсти-тута собственности молодыми суверенными государствами, появившимися на всем постсо-циалистическом пространстве, была продиктована, опять-таки, не внутренне диктуемой ло-гикой их экономического развития и критериями научной целесообразности, а причинами политического характера. При жесточайшем противоборстве, существовавшем между двумя политическими системами, альтернативой «социалистической плановой экономике» высту-пала система общественных отношений и институтов, имевшая многовековую историю, формировавшаяся и совершенствовавшаяся вместе с порядками, устанавливаемыми стихией «свободного рынка» – этого детища субъект-объектной парадигмы. Поэтому логически вполне объяснимо, что когда социалистическая система была вынуждена сойти с историче-ской арены, то перспектива построения нового типа государственности на образовавшемся постсоветском пространстве в сфере экономики могла определяться только лишь с ориента-цией на идеологию подобного типа рынка. Учет данного обстоятельства диктовался необходимостью вхождения вновь образо-вавшихся государств в мировое цивилизационное пространство, где именно частная собст-венность в этом, общепринятом еще с античных времен ее понимании, являлась священной и неприкосновенной. Именно в угоду этой социально доминирующей догме инициаторы соци-альных реформ на всем постсоветском пространстве главную свою задачу видели опять в уничтожении, но только теперь именно социалистической – общенародной, (как деперсони-фицированной) и личной (в советском ее понимании) собственности, и в возрождении во всех сферах общественной жизни частнособственнических отношений. Что нашло соответ-ствующее отражение в новых конституциях этих стран. Именно подобный, частнособственнический характер отношений, по мнению авторов этих конституций, считался своего рода чуть ли не панацеей, которая должна была разом решить все накопившиеся на тот период времени социально-экономические проблемы. И даже простое провозглашение своей приверженности идеалам именно подобного типа от-ношений должно было, в их понимании, автоматически, благодаря коммерциализации и проявлению конкуренции, стимулировать предпринимательскую активность всего населе-ния своих стран. Ведь в условиях индустриального и постиндустриального этапов общест-венного развития именно рынок как «поприще экономической свободы», всячески препод-носился в качестве очевидного и единственно надежного критерия эффективности экономи-ки. А вместе с этим – и государственного управления, руководствующегося данной идеоло-гией, и соответствующего типа права. Однако недавние события, связанные с разразившимся глобальным экономическим кризисом вполне убедительно продемонстрировали всю иллюзорность подобного представ-ления. И причина здесь кроется не столько в каких-то конкретно по характеру, или не во-время предпринятых отдельным государством или тем или иным их союзом мерах. Все дело в той ущербности, что таит в себе вся субъект-объектная парадигма социальной само-организации с ее ориентированностью на сохранение в любой социальной среде в самых различных модификациях как определяющего вида только одного типа отношения, это – от-ношения господство-подчинение. Отсутствие четких представлений о путях и способах перехода от тотально-огосударствленной социалистической экономики к совершенно иной по своей природе эко-номической системе отношений обернулось необходимостью использовать для этих целей, как чужого опыта, так и прямых подсказок со стороны наиболее «продвинутых» в этом от-ношении стран. Так, например, в России, организация подобного типа мероприятий «прово-дилась быстро, без обсуждений и дискуссий и с беспрекословным выполнением приказов «сверху». Последние поступали в форме президентских указов, правительственных поста-новлений и распоряжений, инструкций Госкомитета по имуществу (ГКИ). Сам по себе процесс разгосударствления в форме, так называемой ваучерной и де-нежной приватизации, осуществлявшийся в разных формах и с разной степенью интенсив-ности на всем постсоветском пространстве, в принципе, являлся вполне оправданным. Во-первых, сама идея так называемой безвозмездной передачи общенародной собст-венности при помощи различного рода ПИКов, купонов, ваучеров и т.п., на деле предполага-ла перемещение общенародной собственности именно в личную собственность всех гра-ждан бывших союзных республик. И внешне этот акт выглядел вполне логичным и справед-ливым. Ведь часть бывшего общенационального богатства, созданного не одним поколением советских людей, формально, на основе заслуг каждого, была поделена и роздана среди всех граждан страны. Правда, юридически все это преподносилось под эгидой превращения всех их не в личников, а именно в частников. Во-вторых, даже в тех случаях, когда осуществлялась так называемая денежная при-ватизация, путем продажи, как акций предприятий, так и самих этих предприятий, их иму-щества (активов) и т.д. то и здесь вероятность перехода объектов бывшей государственной собственности именно в руки отдельных лиц, то есть, в их личную собственность, остава-лась весьма большой. А если принять во внимание еще и то, что сам процесс данной формы разгосударствления осуществлялся в спешным порядком, без особого научно-теоретического и методологического обоснования, а самое главное, без должного законодательно-правового обеспечения, то все это, в конечном итоге, послужило одной из главных причин перевода основной части бывшей общенародной собственности в разряд все той же личной собственности. И теперь ее обладателями стал более ограниченный, своего рода «избран-ный» круг лиц. В его состав вошли представители бывшей властно-управленческой номенк-латуры, наиболее оборотистые и предприимчивые люди, и даже откровенно уголовные эле-менты. В результате сложилась довольно-таки парадоксальная ситуация. Все молодые госу-дарства, практически, при разгосударствлении и приватизации, пошли по пути получения, в лице своих граждан, как можно большего числа владельцев именно личной собственности. Это даже стало трактоваться как формирование для всех «равных стартовых возможностей». Одновременно власть всячески старается создавать условия для активизации предпринима-тельской деятельности именно всех своих граждан, в том числе, очевидно, и владельцев личной собственности. Но, тем не менее, на деле замечать сам факт наличия личной собст-венности и признавать официально юридический статус владельцев этой формы собствен-ности, похоже, никто так и не собирается. Иначе как можно объяснить то обстоятельство, что все эти государства, в своих конституциях, защищая право на собственность, призна-вая наличие разных ее видов и форм, среди них о личной собственности даже и не упоми-нают. Похоже, что все они, исключительно по идейным соображениям, в целях наглядной демонстрации о своем безоговорочном отречении от своего недавнего советского прошлого, особенно в сфере отношений собственности, опять пошли по пути только чисто терминоло-гических нововведений. Сначала большевики, в качестве упразднения частной собственности, провозгласили ее замену на личную собственность. Но делалось это большей частью только на уровне простой терминологии. Ведь, по сути, так называемая личная собственность в условиях со-циализма оставалась ни чем иным, как все той же частной, то есть обусловленной формой владения. Ведь, с одной стороны, сам факт ее появления и существования зависел от ряда впол-не конкретных условий, диктовавшихся ее владельцу со стороны наличного социального ок-ружения. Ее использование, как известно, было возможным только в рамках ведения домаш-него или личного подсобного хозяйства, с применением только личного труда самого работ-ника или членов его семьи. Привлечение наемного труда было исключено. Объем и содер-жание личной собственности жестко регламентировались только возможностями, предостав-ляемыми размерами так называемых «трудовых доходов» и т.д. А с другой стороны, соблюдение требований этих условий находилось под неустан-ным и пристальным контролем, как со стороны государства, так и со стороны самых широ-ких слоев «общественности». А жизнь так называемого единоличника «не по средствам», то есть – «не как все» – являлась уголовно наказуемой. Теперь же, на всем постсоветском пространстве сторонники рыночных преобразо-ваний в борьбе с социалистическими формами собственности, наоборот, упразднили опять на словах, но не на деле, так называемую «личную» собственность, заменив ее названием «частная» собственность. Похоже, что в этой, чисто терминологической путанице, не обош-лось без стремления во всем походить на страны с рыночной экономикой, где понятие «ча-стная собственность» просто священно. Не случайно, видимо, в большинстве конституций молодых государств, образовавшихся на постсоветском пространстве, употребление таких понятий, как личное и частное используется по соображениям чисто филологического ха-рактера: главное, чтобы не было повторов. Так, например, в статье 23 Конституции Российской Федерации записано: «Каждый имеет право на неприкосновенность частной жизни, личную и семейную тайну, защиту сво-ей чести и достойного имени». Поистине мир находится в каком-то зомбированном состоя-нии, навеянном чарами смысла понятия «частная» собственность, вполне адекватно отра-жавшего общественные отношения двух тысячелетней давности! И вот сегодня, уже в начале III тысячелетия, совершенно в других социальных реалиях молодые, суверенные государства в своем стремлении создать гражданское общество и построить правовое государство на ос-нове рыночных отношений, невольно оказываются заложниками все тех же смыслов эконо-мических и правовых понятий, которые сформировались еще в канун I тысячелетия! А ведь именно институт личной собственности, отражающий собой уже давно реально существую-щие экономические отношения, основанные на личной собственности, как во всем мире, так, собственно, и на всем постсоветском пространстве, независимо от того, признают его официально или нет, таит в себе, поистине неисчерпаемые возможности для проявления всевозможного рода социальных коллизий, наглядным примером чему может служить и се-годняшний экономический кризис. Во-первых, именно процесс личного обогащения одних, за счет превращения различ-ного рода обусловленной собственности, т.е. собственности, находящейся в государствен-ном, коллективном или личном владении других людей, и им не принадлежащую, в их лич-ную, как безусловную форму моновладения – вот одна из главных причин проявления дейст-вий, признаваемых одинаково во всем мире как общественноопасные. И не важно, связано это с проявлением либо открытого уголовного криминала, как, например, коррупционные преступления, либо с функционированием так называемой «теневой экономики», либо с на-личием различного рода махинаций, направленных на утаивание личных доходов, либо с печатанием денег, не имеющих соответствующего товарного обеспечения и т.д. И это дале-ко не полный перечень преступлений в экономической сфере, которые непосредственно свя-заны с недопониманием той роли личной собственности, которую она играет в мотивации деятельности всех людей, начиная с рядового предпринимателя и заканчивая деятельностью руководителя самого высокого государственного уровня. Во-вторых, путаница между личной и частной формами собственности, прежде всего на понятийном уровне, зачастую может стать причиной проявления своего рода коллизий на политическом уровне. Наглядным подтверждением чему может служить пример, связанный с построением небезызвестного социалистического общества. В-третьих, сегодня много внимания, в том числе даже на законодательном уровне, уделяется развитию малого и среднего бизнеса, формированию в каждой из стран СНГ сво-его, национального, так называемого среднего класса. Думается, что здесь наряду с чисто экономическими показателями, такими как среднегодовая численность занятых, балансовая стоимость основных фондов и т.д., подспудно фигурирует, но нигде не обозначается такой параметр, как размер богатства, который различными, в том числе и нелегальными способа-ми, может из разряда частной, превратиться в разряд личной собственности, т.е. принять форму личного капитала. Не случайно, видимо, в современной Росси представители малого, да и части средне-го бизнеса определяются на понятийном уровне как «коммерческий пролетариат», кото-рому в основной массе уже сегодня, как и настоящему пролетариату, заказан путь в капита-листы. И причиной тому являются чисто экономические законы – очень богатыми в общест-ве могут быть только единицы. И именно этот узкий круг лиц, образовавшийся на всем постсоветском пространстве, и сумевший за столь короткий срок различными способами сколотить свои личные состояния, уже вполне открыто именуется олигархами. Все это наглядно свидетельствует о том, что отношения, основанные не только на ча-стной, но и на личной собственности, сегодня во всем мире – это объективная реальность. Вполне просматриваются и законы, по которым функционируют подобного рода отношения. На этой основе, вполне можно утверждать, что уже существует и определенная институцио-нальная база, которая только требует ее официального признания и соответствующего зако-нодательно-правового закрепления. Вместе с выявлением сущности личной и частной собственности особое внимание следует уделить детальной проработке понятий, отражающих сущность и других форм соб-ственности, в частности, такого ее вида, как государственная собственность. В контексте но-вой, субъект-субъектной парадигмы эта форма собственности выступает не столько альтер-нативой личной собственности, сколько тем оптимумом, который обеспечивает самодоста-точное существование любой страны как социальной целостности, высшими ценностями ко-торой, не только на словах, но и на деле, «являются человек, его жизнь, права и свободы». В этой связи, в основу формирования государственной собственности может быть по-ложен принцип, исключающий возможность полного или допускающий лишь частичное (не более 49%) отчуждение собственности, которая может находиться только в ведении государ-ства. В ее состав, кроме уже зафиксированных в конституциях разных стран земли, ее недр, воды, растительного и животного мира, других природных ресурсов, и т.д., следует вклю-чить и объекты хозяйственного, оборонного и иного назначения. Главное предназначение этого вида собственности – служить обеспечению стране целостного, самодостаточного, безопасного и независимого существования. Именно наличие данного вида собственности и неотчуждаемость его, ни под каким предлогом, позволит стране избежать ситуаций, в кото-рых оно могло бы оказаться в полной или частичной зависимости от любого вида личного, корпоративного или иного, сугубо социумного влияния. Надо менять субъект-объектную парадигму социальной самоорганизации общества на совсем иную. Когда социальное меньшинство будет лишено самой возможности держать остальное социальное окружение в качестве средства (объект) при достижении любого рода своих личных, или корпоративных интересов. Несомненно, уточнение состава этого вида собственности потребует опреде-ленной, научно-обоснованной проработки. Это обусловлено тем, что необходимо четко за-фиксировать своеобразную «неотчуждаемую зону», которая действительно может находить-ся только в зоне общенародного моновладения. В случае же передачи части государственной собственности именно в частное владение, определяющим должен являться принцип, ис-ключающий возможность ее перехода, безусловно и исключительно только в личную собст-венность отдельного человека или определенного, ограниченного круга лиц. Для этого необ-ходимо, чтобы любой ее подобный переход предварял бы ряд вполне четких и конкретных условий: сроки, характер владения, состав владельцем, круг конкретных обязательств по-следних и т.п. Отсутствие или невыполнение новым владельцем требований подобного рода условий должно служить определяющим критерием, предотвращающим саму возможность перехода государственной собственности в любой иной вид владения ею. Все это необходи-мо чтобы, с одной стороны, данный вид собственности ни по чьей воле: ни госчиновника, ни частника не мог бы быть лишен статуса государственного. А с другой, сам процесс ее ис-пользования не шел бы вразрез с интересами, как рядовых граждан страны, так и всего госу-дарства в целом. Таким образом, можно сделать следующий вывод. Дальнейшее игнорирование, осо-бенно на территории всего постсоветского пространства, различия в понимании сущности таких важнейших базовых форм института собственности, какими являются личная, как без-условная, и частная, как условная, формы владения неминуемо ведет к тому, что: – сфера экономики все больше становится ареной безраздельного господства прин-ципов, всячески способствующих безудержному процессу личного обогащения одних, за счет изобретения всевозможного рода технологий по переводу различных видов обуслов-ленной собственности, а значит фактически им не принадлежащую, в их личную, как безус-ловную форму моновладения. И такой факт, как обилие существующих на сегодня в этих государствах вариантов налоговых кодексов, и ужесточение репрессивных мер к нарушите-лям их требований, и посему направленных, якобы, на обуздание этого процесса в целом, представляет собой наглядный пример того, что они еще очень далеки от контроля над ним. А все попытки создания так называемой социально ориентированной экономики и форми-рования якобы социально ориентированного бизнеса в большинстве своем можно отнести, скорее всего, к разряду только благих пожеланий; – сфера права, официально признающая незыблемость именно частной собственно-сти, и беря под свою защиту интересы частника, на самом деле стоит на страже интересов, в первую очередь владельцев именно личной собственности. Что, в конечном итоге придает самому праву псевдо и даже антиправовой характер; – сфера политики, по своей сути является ареной открытого, а в большей мере и за-кулисного лоббирования интересов в первую очередь личных интересов именно так назы-ваемой субъектоподобной (экономической, властно-политической и других видов) элиты. Однако, под угрозой со стороны недовольства другой, основной массы населения этих стран, сегодня она вынуждена, во многих случаях, идти на компромисс, с целью примире-ния все более усиливающегося несовпадения этих интересов. А сохранение путаницы в этих видах собственности на понятийном уровне позволяет власти оставлять за собой право все-гда обуздать любого частника за счет именно обусловленного характера данного вида соб-ственности. Ведь права конкретного человека всегда можно ограничить за счет небольшого условия, «кроме случаев, специально оговоренных законом». А это значит, что признание со стороны любого государства действительно личной собственности, как безусловной фор-мы моновладения, на практике означает выход общества на уровень доминирования прин-ципов совсем иной – субъект-субъектной парадигмы социальной самоорганизации. Озна-чающей уже даже на первых порах признание приоритета интересов человека, пусть пока не везде и не всегда, но, все же, перед любым другим их видом: государственным, коллек-тивным или общества в целом. Что и соответствует духу формирования гражданского обще-ства, существующего на условиях доминирования принципов рыночных отношений и право-вого государства. В этой связи, на всем постсоветском пространстве при построении нового, действи-тельно гражданского общества и правового государства необходимо много сделать в сфере переосмысления и понимания сути, как института собственности, так и его конституционно-правового оформления.