Сердечно поздравляем с великим Днём Победы 9 мая Президента ПАНИ, академика А.В.Воронцова, а также членов академии Санкт-Петербурга, Москвы и других регионов России. Не забываем, чтим Память, возлагаем цветы на Братских кладбищах, всенародно празднуем на Мемориале освободителей Латвии в Риге, передаём эстафету памяти молодому поколению.
Герой Социалистического Труда, дважды лауреат
премии ПАНИ Виктор Константинович Калнберз,
лауреат премии ПАНИ, член Союза писателей России,
академик Антонина Ильинична Пикуль,
председатель Латвийского отделения ПАНИ,
лауреат Некрасовской премии, член Союза писателей
Латвии, вице-президент Русской общины Латвии,
президент Русского культурного центра (с 1988 г.),
академик Сергей Анатольевич Журавлёв
Из книги исторической поэзии С.Журавлева
«Шаляпин, Рига, времена и нравы» (Рига, 2019)
Русская школа в Риге
и немецкий майор
1.
Был год 41-й. И долго
с тревогой глядел стар и млад
с Москачки с трактирчиком «Волга»,
как вермахт входил на форштадт.
Ведь Австрия, Франция, Польша
легли под германский сапог.
А Гитлеру надо всё больше –
он в Deutschland и фюрер, и бог!
В Прибалтике жаркое лето.
Июль. И начало войны.
А Рига без признаков гетто,
и трупы ещё не видны.
Но грозно пытается школу
майор у детей отобрать
под госпиталь: делать уколы
там будут, солдат врачевать.
И вдруг заступился директор,
бесстрашно сказав: «Герр майор,
солдаты тревожили редко
с оружием школьный наш двор...
А детям уж скоро учиться.
Припомните школьные дни...
Зачем же здесь, в школе, лечиться?
Ведь школа собору сродни.
Храм знаний извечно от Бога.
Свет истины – выше войны.
А зданий под госпиталь много
таких, что медслужбе нужны...»
2.
Вначале майор упирался,
касался ствола в кобуре.
Но всё-таки логике сдался –
и стих разговор во дворе.
Быть может, в душе культуртрегер
немецкий тот был офицер –
и музыки чувствовал трепет,
порою ходил на концерт.
А, может быть, детство припомнил
(и не был гестаповец он)
и просьбу директора понял –
и не был сердит и взбешён.
И раненых вывезли вскоре.
Машины покинули двор.
Директор остался лишь в школе.
Уехал немецкий майор.
И русская школа по праву
открылась опять в сентябре.
И детям то было по нраву,
играли они во дворе.
Учению – многая лета!
Все дети учиться должны.
Учились – не зная о гетто,
о пленных проклятой войны...
Как будто ужасное пламя
не тронуло детских их лиц,
война не заставила плакать
от страха, от взоров убийц...
Хоть в Латвии было печально,
за партой сидел ученик.
И в школе все годы звучал он –
не преданный РУССКИЙ ЯЗЫК!..
20.04.2019
* Политика в Ostland требовала евреев расстрелять,
а русских и т.п. лишить их родного языка. Но школа
продолжала работать, в том числе немногие белорус-
ские, до Дня Победы. Шли и русские концерты.
Спасение Домского органа
(Памяти Николая Львовича Качалова)
1.
Фашисты рыскали, как воры.
Всё вывозили в фатерлянд.
Заглядывали и в соборы.
Но волновал их не талант
певицы или органиста, –
не Бог – их влёк цветной металл.
Ведь были на руку нечисты.
Металлолом их привлекал.
И вот ползут по Риге слухи,
пугая жителей, – слушки:
мол, в довершение разрухи
стащить орган – им всё с руки!
Стащить, конечно, не то слово:
вначале – трубы растащить.
Расплющить медь – и всё готово:
груз на машины уложить.
Так нам рассказывал Качалов,
наш седовласый старожил.
В войну он повидал немало.
За подвиг – СЛАВУ заслужил.
2.
Он не сидел пять лет в окопах
и в партизанах не бывал.
Но не стерпел он беззаконья:
орган ведь – не цветной металл!
Орган – возвышенность Звучанья,
Талант, Искусство, Божество.
И служит Духу изначально
величьем гула своего...
И тайный вздох его – от Баха,
как в партитуре Бог велел.
И будто волны бьют с размаха
корабль, и брызги – сотни стрел...
Так музыкант немецкой речью
пленил, увлёк, околдовал
майора вермахта при встрече,
чтоб он органа не снимал.
А Домский – был собор построен
аж семь веков тому назад.
Орган прекрасно в нём настроен,
а под полом гробы стоят...
3.
И в них епископы, бароны
и рыцари спят вечным сном.
Орган звучал и похоронно,
но чаще, в праздник, торжеством...
А Рига – готика и сказка,
немецкий город, витражи.
Для слуха слов германских ласка,
орган, как нерв её, дрожит...
«Так как же вы свою культуру
хотите в Риге извести? –
спросил Качалов. – Только сдуру
медь можно снять и увезти!
Ведь герр майор сюда с женою
и с дочкой, может быть, войдёт
и, встречен музыкой живою,
покой душевный обретёт...
В сей храм и бюргеры ходили,
молились всей своей семьёй.
Христу молитву возносили,
Марии, Деве Пресвятой...
4.
Речь, словно проповедь, прослушав,
герр офицер отдал приказ:
«Хальт!» – как изрёк: «Спасайте души!
Орган во храме – Божий глас!»
И подчинились вмиг солдаты.
Остались ящики пусты.
Орган не вывезли куда-то,
как не спилили и кресты.
Поведал нам о том Качалов –
и вновь рояль нам зазвучал.
Звучал Корелли – как начало
весны, любви и всех начал!..
* Николай Львович Качалов – представитель старинного дворянского рода
(с XVI в.), приехал в Ригу с родителями и сёстрами из Швейцарии, где они
жили до революции. Учился в Латв. консерватории по классу фортепиано
и органа, был студентом проф. Я.Витола. Сестра Варвара Львовна Качалова
преподавала в Латв. консерватории по классу арфы. Мария Львовна была
регентом церковных хоров (в т.ч. в церкви св. Георгия Победоносца в Бауске).
Н.Л. несколько раз давал концерты в Русском культурном центре (Русском клубе «Улей») в Свинцовой башне и акустическом выставочном зале Рижском замка (где в 1990-е гг. размещался Музей зарубежного искусства). Бывшая супруга Татьяна Розеншильд-Паулин после возвращения в Латвию из Сибири оставила мужа, бывшего рериховца (якобы как виновника ареста и ссылки всей семьи), работала профессором Академии художеств; в 30-е гг. училась в студии академика живописи С.А.Виноградова.
Памяти певца-тенора Д.А.Смирнова
и владыки ЛПЦ, экзарха Сергия (Воскресенского)
24 апреля сего года, в день смерти выдающегося русского тенора
Дмитрия Алексеевича Смирнова, блиставшего на сцене Мариинского
театра в Петербурге и в Париже, в т.ч. в шаляпинских спектаклях,
автор этих строк возложил цветы от русской общественности
на месте вечного упокоения певца на Покровском кладбище в Риге.
Имя Д.А.Смирнова достойно занесения в Золотую книгу Петербурга.
1.
Какие в Ауле* концерты
шли чередой в конце войны!..
И то наследие бесценно,
хоть звуки больше не слышны.
Полна анонсами газета...
Так шёл 44-й год.
Но всё исчезло беспросветно –
в наш мир обратно не придёт...
Когда же пел Смирнов, – внимало
всё духовенство ЛПЦ
с экзархом Сергием; сияла
порой улыбка на лице...
Когда же волшебство свершалось
и песнопенье шло к концу,
рукоплесканье раздавалось,
экзарх навстречу шёл певцу.
Благословлял не раз Смирнова
экзарх, любя его талант, –
чтоб пел в Европе, в Риге снова
неувядающий гигант...
Но упокоились в апреле
того же года... Погребли
их на Покровском... Птицы пели
им о цветении земли...
2.
Но помнит кто, какой – войною –
им уготован был конец...
Умолк, как соловей, весною,
почил божественный певец....
Экзарх же Сергий на машине
с шофёром ехал из Литвы.
А пули вдруг пробили шины...
Попало всё во власть молвы.
Мол, долго-долго за владыкой
лесной дорогою гнались
на мотоциклах... В гонке дикой
со смертью беглецы сошлись.
И было всё залито кровью,
машина – точно решето,
как будто бы палили дробью...
Но в слухах рижских – всё не то.
Не партизаны за экзархом
гнались, как волки, десять вёрст.
Эсэсовцы – не партизаны –
владыке сели вдруг «на хвост»...
И так безжалостно палили,
расходуя боезапас,
что жертву всю изрешетили
и в жесть попали сотни раз...
3.
Ходили слухи: мол, владыка
детишек брать благословлял,
которых в Ригу привозили;
дома их легион сжигал.
Те дети были из Освеи,
из белорусской полосы.
Расправы ужас их рассеял,
их судьбы кинув на весы...
К себе их брали прихожанки –
помочь им ужас позабыть.
И сердобольные рижанки
желали мамами им быть...
...Иду я к храму по аллее.
Экзарху – слева белый крест.
Певец покоится правее.
Апрель...
Звучит: «Христос воскрес!»
Здесь русский хор наш «Перезвоны»
в день памяти Смирнова пел,
звуча отнюдь не похоронно.
На клёне же – скворец свистел.
Из Таллина поэт, прозаик
бывал здесь – Юрий Шумаков.
И вспоминал певца, экзарха
как старожил забытых снов...
4.
Хорист старейший «Перезвонов»,
А.И.Бурбо, мне рассказал:
его жена бывала в доме,
где и Смирнов порой бывал.
И дамы там играли в карты,
и с ними игрывал майор
немецкий с кем-нибудь на пару,
вёл и с певцом он разговор...
И каково же изумленье
их было: кончилась война,
а удивило их явленье
майора... Вздрогнула жена...
Майор шагал в советской форме
навстречу им – и козырнул.
Они ж застыли: всё ли в норме?!
А он – за угол завернул...
Был он шпион или разведчик –
узнать ответ не суждено.
В дальнейшем не был он замечен.
А было всё это давно...
Смирнов, Шаляпин, тайны Риги,
и на Покровском белый крест –
скрижали из старинной книги...
Опять апрель... Христос воскрес!..
20.04.2019 Бауск
* Большая аула – актовый зал на 2-м этаже ЛУ на бульваре Райниса.
Экзарх Сергий был прислан в Ригу из Москвы в 1940/41 г.; во время
войны возглавлял экзархат Православной Церкви в Латвии и Литве;
был убит неизвестными, когда возвращался из Литвы на похороны
Д.А.Смирнова; старожил видел его залатанную машину в Риге и после
войны. Автору доводилось общаться с рижанками, усыновившими
белорусских детей, чьи родные погибли в 60-километровой зоне в ходе
антипартизанской акции нацистов. Кровавую зачистку проводили
латышские легионеры Waffen SS, командовали немецкие офицеры.
Экзарх Сергий упокоился слева от храма; справа от церкви с октября
1934 г. покоился владыка ЛПЦ, убиенный злодеями архиепископ Иоанн
(Янис Поммер), каплицу украшает цветная мозаика «Иоанн Крести-
тель», работа художника Е.Е.Климова. Прах архиепископа после
канонизации был перенесён в кафедральный собор на ул. Бривибас.
Алексей Осипович Бурбо до войны работал на ВЭФ, пел в хоре «Баян»
ещё в 1937 г., когда в Русском Зарубежье широко отмечали столетие
со дня смерти Пушкина. В конце войны тот же майор, по его словам,
шёл по бывшей Адольф Гитлер-штрассе, в то время уже ул. Ленина;
улыбнулся, перешёл улицу и... вошёл в историю как загадка военной
разведки. На мой взгляд, это был советский разведчик, а игравшие
(для конспирации) в карты дамы – часть его разведгруппы. Подобная
дама была представлена (этим же майором?) военному коменданту
Риги с целью заполучить копию карты минирования Риги (что якобы
и было сделано, скорее всего, производившимся в Риге до войны миниа-
тюрным фотоаппаратом «Минокс»).
Отпевание певца Дмитрия Смирнова
(По рассказу проф. Б.Ф.Инфантьева)
1.
Была весна. На Эспланаде
Раскрылись почки на кустах...
А тени прятались в громаде
собора – в нишах, куполах.
Уже с утра почти в зените
стояло солнце; зеленел
весь парк – и солнечные нити
искали в алтаре придел.
«А мать во храм вошла с майором, –
седой профессор вспоминал. –
Немецкий чин был ухажёром
вдовы – и часто приглашал
её на разные концерты
и песни русские любил...
Пришёл на отпеванье в церковь,
когда певец Смирнов почил...
Мать вспоминала: за bel canto
майор немецкий обожал
Смирнова – так своим талантом
за душу дивный тенор брал...
Фуражку сняв, её начальник
на отпевании стоял.
Как рыцарь музыки, с печалью
утрату он воспринимал...»
Студентом был тогда профессор –
и в вузе изучал фольклор,
стремился в языках к прогрессу,
литературы влёк простор...
2.
«В тот день гулял я возле храма, –
Инфантьев завершил рассказ. –
Смирнова провожала мама...
Слезинку помню я у глаз...
Её держал майор за локоть,
из церкви выходя на свет.
Сдержался я, чтоб не заплакать
при мысли, что Смирнова нет.
Вокруг всё нежно зеленело.
Но смолк навеки соловей
родной земли – и отлетела
душа его среди ветвей.
Невыразимо стало грустно.
Шёл рядом с мамой строг, суров,
майор – поклонник песни русской.
И понял я: УШЁЛ СМИРНОВ...
Безмолвно люди расходились,
кто проводить пришёл певца.
А в парке птичьи трели лились,
синело небо без конца...
На старом кладбище Покровском
обрёл Смирнов последний кров –
великий сын земли московской
и друг Шаляпина – Смирнов...
А прежде он блистал в Париже,
Милан в La Scala чаровал,
Нью-Йорк и Лондон, но был ближе
он Риге – публику пленял...»
***
...Ещё война гремела где-то,
до осени был в Риге враг...
Профессор, вспоминая это,
в переживанье лоб напряг.
Но многое осталось тайной.
Жизнь била и в войну ключом.
А мать, возможно, не случайно
в те дни были военврачом.
Ведь избежала мать ареста.
И в Риге продолжала жить.
И многого седой профессор
не мог о прошлом изложить...
23.04.2019 Рига
* Немецкий майор был начальником военного госпиталя. Возможно, это был тот самый офицер, который в начале
войны приказал не размещать госпиталь в здании русской школы. Кто знает... А Борис Фёдорович Инфантьев профессор, хабилитированный доктор наук, почетный член Русского культурного центра. Поистине загадочна судьба
матери профессора: на его поминках дочь рассказала, что мать Б.Ф. была еврейкой, уроженкой Резекне, окончила ме-ицинский факультет Тартуского университета, свободно владела немецким языком. Работала в военном госпитале, но не была репрессирована нацистами.
Сергей Журавлев,
председатель Латвийского отделения им. В.С.Пикуля,
лауреат Некрасовской премии ПАНИ,
кавалер пушкинских, шаляпинских и др. наград
