Отделение образовано двумя решениями Президиума ПАНИ (май-декабрь 2017г.). Академиком – секретарём отделения с полномочиями вице-президента избран академик В. И. Стрельченко, - доктор философских наук, профессор, Заслуженный работник Высшей школы России, заведующий кафедрой философии РГПУ им. А. И. Герцена.
Отделение сформировано на базе секции философии и отделения социогуманитарных наук и сейчас его состав насчитывает 57 членов, включая 15 академиков и 3 члена-корреспондента. В своём подавляющем большинстве, - это преподаватели кафедр философского и социогуманитарного профиля вузов России, - доктора и кандидаты, ведущие активную исследовательскую, учебно-воспитательную и просветительскую работу.
В настоящее время в структуру отделения входят 4 секции. Самая многочисленная из них представляет интересы Санкт-Петербургского философского и социогуманитарного сообщества. Весомый вклад в научно-исследовательскую и научно-организационную работу отделения вносится Гроднинской секцией (р. Беларусь), действующей на базе Гродненского государственного университета. Её руководитель академик ПАНИ доктор философских наук, профессор Ч.С. Кирвель, Заслуженный деятель науки Беларуси, - весьма авторитетный учёный, основатель и руководитель научной школы в течение многих лет плодотворно разрабатывающей актуальные проблемы состояния и исторической динамики восточно-славянских этносов.
Существенным элементом организационной и научно-исследовательской стратегии отделения является его Московское подразделение (секция), отстаивающее позиции ПАНИ в духовной жизни столичного мегаполиса. Перспективные направления научного поиска развиваются Махачкалинской секцией, возглавляемой академиком ПАНИ, доктором философских наук, профессором Алиевым Назиром Ихаковичем.
Думается, что вопросы формирования региональных институций должны оставаться предметом максимальной сосредоточенности внимания организационно-управленческих структур как отделения философии и социогуманитарных наук, так и президиума ПАНИ. Нет нужды доказывать, что сама возможность достижения целей построения антропологически аутентичных программ развития Российского общества в поистине революционных условиях его коренных качественных преобразований, немыслима, если не опирается на результаты предварительной работы по консолидации усилий научного сообщества страны в целом. Наглядным тому подтверждением является опыт организации научных исследований академическими учреждениями СССР и реализации общегосударственного «Манхэттенского проекта» США по созданию атомной бомбы.
Оба случая демонстрируют безусловные преимущества «Большой науки», объединяющей в пространстве единства целевых установок как традиционные, так и вновь возникающие формы организации исследовательской деятельности («научная школа», «научное сообщество», научная лаборатория», «невидимый колледж»,, «коммуникативное сообщество» и др. Лишь на первый взгляд представляется, что наиболее выдающиеся, отмеченные многочисленными Нобелевскими премиями научные открытия делаются учёными в малых группах академического сообщества. Есть веские основания утверждать, что институции «Малой науки» не только сохраняют, но и существенно наращивают потенциал когнитивной творческой активности не столько сами по себе, сколько под влиянием включенности в интеллектуальные и коммуникативные контексты «Большой науки».
Правда, справедливости ради следует отметить наличие очевидных тенденций постепенной утраты её современными огромными по численности кадрового состава и технико-технологической оснащенности институтами способности оперативного инновационного реагирования на вызовы перемен в природе и обществе. В силу запредельного бюрократизма, тотальной формализации коммуникативных практик, неуправляемости, беспрецедентного снижения упровня финансирования, обнищания ученых и падения едва ли не до нулевых и даже отрицательных значений их социального статуса, «Большая», или, что то же самое, государственная академическая наука России сегодняшнего дня находится в состоянии затяжного, непрогнозируемого по возможным последствиям системного кризиса.
Неопределенность характера и направленности процессов его протекания объясняется по-преимуществу продолжающимся ростом зависимости официальной академической науки от произвола «невидимой руки рынка», сохраняющей к тому же на всех этапах смены общественного строя России устойчивую инвестиционную нейтральность по отношению к отечественному социогуманитарному (как впрочем, и естественно-научному) гносису. Недавнее решение президиума РАН о закрытии института информации общественных наук (19.XII.2017), является актом отнюдь не благоприятствующей государственной политики.
Радикальное изменение форм социальной поддержки науки, превращение научных исследований в своего рода эпифеномен преподавательской деятельности в сфере «образовательных услуг» сопровождается трансформацией ценностных ориентаций ученого, принужденного выполнять роли не только исследователя, но и менеджера, банковского клерка, «физического лица», «квалифицированного потребителя» и т.д., и т.п. Иначе говоря, не только затрагиваются, но и подвергаются радикальной «деконструкции» те зоны коммуникаций научного сообщества, которые выполняют роль структур, порождающих наличное многообразие видов его творческой активности. Историографические исследования и историко-методологические реконструкции последних лет, выполненные в рамках «лингвистического» и коммуникативного «поворотов» в философии науки не оставляют сомнений в «социабельности» любого знания и подводят к необходимости признать, что подлинные истоки когнитивной субъективности укоренены в формах коммуникативного поведения научного сообщества. С этой точки зрения научное знание предстает как одна из разновидностей более обширной области взглядов и убеждений данного социума в целом.
И вопреки ранее господствовавшей «кумулятивистской» традиции, в философии науки второй половины ХХ века возобладают убеждения о науке как социокультурном феномене. Дело в том, что в течение всего XIX века в философии и историографии науки оставались незыблемыми позиции «индуктивизма», которые отстаивались такими авторитетными учеными и философами как У. Уэвелл, Д. Гершель, Дж. Ст. Милль. Они считали, что история науки представляет собой процесс постепенного прогрессирующего роста научного знания, а его дисциплинарная структура определяется особенностями либо предмета, либо метода (неокантианство) исследования. Однако в обоих случаях развития научного познания рассматривалось как выражение внутренней логики его развития, независимо от особенностей социокультурного контекста. С позиций внеисторического подхода были выполнены такие классические философско-историографические исследования как «История индуктивных наук» У Уэвелла, «История механики» и «История оптики» Э. Маха, «История физики» Г. Розенберга и «История естествознания» Ф. Данисмана.
Традиция историконаучного исследования вне соотнесенности с с синхронными событиями социальной,производственно-экономической, политической, идеологической, художественно-эстетической и др. динамики подверглась радикальному переосмыслению в ходе кризиса оснований математики и революции в физике первой четверти ХХ века. Она, как известно, ознаменовалась утратой математикой значения универсального языка описания, деонтологизацией логики, фальсификацией принципа наблюдательности и, тем самым обнажила наличие многообразных детерминационных связей и зависимостей между научным познанием и социальными условиями его исторической эволюции. Духовная атмосфера кризиса в физике, релятивизации геометрии, множественности логик и др. мотивировала начало осознания важности выдвинутых немецкой философской классикой ( И. Кант, Г.В. Гегель) идей об активности познания, об антропологической (И. Кант) и социальной (В. Гегель) субъективностях как структурах, порождающих наличный комплекс знаний вообще, и научного знания, в частности.
О масштабности эпистемологических последствий революции в физике можно судить по фактам смены самого стиля мышления непосредственных участников этого процесса: вопреки установкам на антипсихологизм и объективность докризисной науки В. Гейзенберг приводит веские доводы в пользу недопустимости разделения и абсолютного противопоставления субъекта и объекта его наблюдения, о правомерности и настоятельной необходимости включения в научный обиход противоречивого принципа «соотношения неопределенностей». Признание, что в силу корпускулярно-волновой природы квантово-механического объекта невозможно одновременно точно определить его импульс и координаты, составляло очевидную оппозицию «стандартной» концепции науки. Она разрабатывалась с целью преодоления кризиса такими выдающимися учеными и философами ХХ века как Г. Фреге, Б. Рассел, М. Шлик, В.И. Вернадский, А. Эддингтон, Э. Шрёдингер, Н. Бор, А. Эйнштейн.
Среди участников реализации этого проекта был и В. Гейзенберг. «Стандартная» модель основывается на признании следующих идентификационных признаков науки: 1. Язык, - предикаты первого порядка; 2. Непересекающиеся словари математических терминов и языка наблюдения; 3. В терминах наблюдения описываются наблюдаемые объекты и их свойства; 4. Аксиомы не включают термины наблюдения; 5. Теоретические термины явно определяются в терминах наблюдения с помощью правил соответствия. Как это не трудно заметить, стандартная модель основывается на приоритете «протокольных предложений», «атомарных фактов», «логической конструкции», процедур «верификации» и не совместима с идеями психологизма и социального консенсуса.
Сложившаяся в первой половине ХХ столетия альтернатива философии науки, ориентирующейся на задачи её эмпирического обоснования (неопозитивизм) и историографии науки, акцентирующей внимание на вопросах природы, организации и тенденций эволюции научной теории ещё и сейчас остается весьма далекой от разрешения. Тем не менее, такая возможность приобрела вполне реальные очертания в 60-е - 70-е гг. прошлого столетия в связи с оформлением постпозитивистской версии философии науки.
В отличие от логического эмпиризма неопозитивистов, апеллировавших к чувственным данным как основанию научного знания, постпозитивизм (Т. Кун, П. Фейерабенд, И. Лакатос и др.) рассматривает «эмпирический базис» науки в качестве продукта рациональной конвенции. Доводом в пользу такого заключения является ссылка на принцип «семантического холизма» Дюгема – Куайна, фиксирующего смысловую зависимость данных наблюдения и эксперимента, от объясняющих их теорий. Таким образом была преодолена свойственная логическому позитивизму, а значит и «стандартной модели» дихотомия «словарей математических терминов и языка наблюдения», теоретического и эмпирического уровней научного исследования, в связи с чем на передний край были выдвинуты задачи построения историко-методологической концепции науки, призванной объяснить возникновение новых теорий на основе анализа процессов их производства и принятия научным сообществом. Отсюда методологический плюрализм постпозитивизма, «дескриптивизм», редуцирующий методологию к описанию приёмов и условий успешной ннаучно-исследовательской деятельности, отказ от признания за методологическими нормами знания универсальных критериев научной рациональности, сведение задач эпистемологии к изучению психологии научного творчества .
В результате существенно изменяется образ науки как рационально осмысленном, развернутом во времени целенаправленном поиске истины. Распространение принципа плюрализма на область оценки условий достоверного знания сопровождается распространением убеждений о множественности истины и типов рациональности, о научном прогрессе как совершенствовании функций объяснения и предсказания научных теорий (И. Лакатос), или их способностей разрешать теоретические проблемы (Л. Лаудан).
Однако главным формообразующим принципом постпозитивизма является убеждения в социальной (или «коллективистской») природе субъекта научного познания. Они не принадлежат к числу исключительных изобретений постпозитивистской «патристики» и историко-генетически связаны с аналогичными, систематически разработанными представлениями в немецкой классической и русской философии, в марксизме. Вместе с тем безусловной нетривиальностью отличается их развитие постпозитивизмом, обосновавшим положение, согласно которому «стиль мышления» как совокупность системы концептуальных средств и аксиологических ориентаций детерминируется поведением членов научного сообщества и выступает в качестве своего рода априорного условия научно-познавательной деятельности.
Иначе говоря, импульсы познавательной активности генерируются в пространстве коммуникаций научного сообщества, а научное знание предстает как один из многообразия видов убеждений, свойственных обществу на определенных этапах его исторической эволюции. Именно коммуникаций как специфическая форма общения, как способ взаимопонимания, достигаемого на почве консенсуса определяет характер межличностных связей (интеракций) и, одновременно, особый тип надиндивидуальной социальной упорядоченности, составляющих оппозицию тоталитаристской и анархистской версиям организации жизни общества.
Согласно Ю. Хабермасу, благодаря гибкости социального порядка, устанавливаемого посредством коммуникативных практик, формируются основные виды демократии, - либерализм, республиканизм и делиберативизм. Они различаются с точки зрения возможностей адаптации к изменениям естественно-природной и социальной реальности. Однако независимо от индивидуальных особенностей, общим для них остается способ творческого разрешения межличностных и социальных противоречий и конфликтов на основе широких обсуждений и дискуссий.
Нельзя не признать, что типы коммуникативной активности «государственных» и «общественных» научных сообществ в известном смысле альтернативны с точки зрения возникающих на их основе видов социальной упорядоченности. В первом случае они определяются «директивами» политических институтов и прагматикой технико- технологического роста, включая цели социального равновесия. Доминирующими факторами в определении стратегий научного поиска являются те, которые диктуются соображениями безопасности, потребностями военно-промышленного комплекса (т.е. милитаризации). Здесь превалируют задачи не поиска истины и выявления естественно-исторических законов организации и эволюции объекта исследования. Приоритетными оказываются те направления научного поиска, которые ориентированы не на объективное описание явлений природы и социума, а на искусственное конструирование объектов, ничего общего не имеющих с действительным положением дел, а лишь демонстрирующих, как можно выполнить государственный заказ, исходя из достигнутого уровня знаний, вновь созданных (не существующих в природе) материалов и техник экспериментирования. На службе политических партий и финансово-экономических «элит» наука имеет тенденцию превращаться всего лишь в инструмент созидания искусственного мира, построенного не в соответствии, а вопреки законам природы, а потому и нередко антропологически агрессивного.
Общественная академическая наука и её институции образуются отнюдь не по воле какого-либо начальства, политических партий или властвующих «элит». Цели общественных академических сообществ как свободно самоорганизующихся и самоопределяющихся коллективов формируются на основе реализации научно-исследовательских интересов, выражающих стремление познания истины, а не удовлетворения эгоистических потребностей отдельных личностей или социальных групп.
Очевидное несовпадение векторов коммуникативной эволюции официального академического сообщества и «постперестроечных» структур социума (производственно-экономических, культурно-цивилизационных, этнолингвистических, этноконфессиональных и др.) не может не создавать препятствий на пути развития отечественной науки. Представляется, что целям раскрытия и реализации её творческих инициатив отвечают не государственные, а общественные академические сообщества, дистанцирующиеся от всех, господствующих в настоящее время видов официального бюрократического и технократического экстремизма.
Научно-исследовательская деятельность отделения охватывает широкий круг актуальных проблем философского и социогуманитарного познания, - от истории европейской и русской философии, социальной философии, философии человека и образования до вопросов истории, философии и эпистемологии современного математического естествознания и наук о человеке и обществе.
Ежегодно отделением публикуются сотни статей и монографий, отражающих результаты исследований его членов. На основе достижений научного поиска совершенствуются профессионально-образовательные программы высших учебных заведений, готовятся и публикуются учебники и учебные пособия по философии, методологии естественно-научного и социогуманитарного познания, истории, философии и эпистемологии науки и др. Учебная и учебно-методическая литература разрабатывается с учетом требований современной многоуровневой системы высшего образования (бакалавриат, магистратура, аспирантура).
Отделением и его региональными секциями ведется и активная научно-организационная работа. Одним из наиболее репрезентативных тому подтверждением могут служить продолжающиеся едва ли не четверть века ежегодные международные конференции под общим названием «Ребенок в современном мире». Он организуются и проводится благодаря творческим инициативам академика ПАНИ, профессора К.В. Султанова, под редакцией которого опубликовано более 60 томов материалов конференции и сборников научных трудов. Только в текущем году по материалам международных конференций «Ритмы бытия», «Праздник и повседневность» опубликовано 3 тома научных трудов, общим объемом более 100 печатных листов. По инициативе и под руководством академии ПАНИ, профессора А.А. Грякалова в сентябре 2017г. была организована и проведена международная конференция «Русский логос», материалы которой опубликованы в 2-х сборниках научных трудов, общим объемом более 70 печатных листов.
Продуктивными являются и научно-организационные инициативы региональных секций Белоруссии (академик Ч.С. Кирвель), Махачкалы (академик Н.И. Алиев), Ростова-на-Дону (академик В.Ю. Верещагин).
Обращение к исторической традиции убеждает, что само существование научно-исследовательского и, прежде всего, академического сообщества, немыслимо, если не опирается на собственные образовательные структуры. Кадровый состав ПАНИ не ограничивается возможностями отдельных городов, или регионов, а опирается на научно-исследовательские ресурсы Российской Федерации в целом, а значит, способен обеспечить высокий уровень профессиональной подготовки выпускников магистратуры, аспирантуры и докторантуры. Такая возможность обеспечивается преимуществами ПАНИ как общественной организации, способной принимать самостоятельные решения по вопросам формирования любых, отвечающих уставу, в том числе и образовательных структур.
В.И. Стрельченко
