Посвящается 220-летию со дня рождения великого
русского поэта и мыслителя А.С.Пушкина
|
«Есть знаковые символы русского духа! – Это Александр Невский, Сергий Радонежский, Михайло Ломоносов, Александр Суворов, Федор Ушаков, Александр Пушкин, Лев Толстой, Георгий Жуков, Юрий Гагарин, Сергей Королев! – Напиши их биографии в кратком, лаконично-выпуклом изложении, поставь в центр воспитания в школе, – и новое поколение заговорит с Будущим на русском языке – языке русского духа, да как еще заговорит! – И это будет!» Автор |
- 1 -
Пушкин – идеал русского человека, т.е. идеал русского человека, воплощенный в конкретном русском человеке, каким был Александр Сергеевич и как поэт, и как ученый-мыслитель, и как человек своего времени и своего сословия.
Известный пушкиновед Борис Иванович Бурсов в своем романе-исследовании «Судьба Пушкина» (1985) писал [1, с. 10]:
«Пушкин и как поэт, и как человек не знает себе равных в русской литературе. Уникальная целостность Пушкина – основа превосходства его над всеми другими русскими гениальными художниками. Здесь причина того, что он стал для них мерою самооценок и самоутверждений. Так – от Гоголя и Лермонтова, через Достоевского и Толстого, до Блока, Маяковского, Есенина, Пастернака и Ахматовой».
Он отмечает, что «хотя с Гоголем появилось новое начало в русской литературе, связанное с усилением в ней обнаженного социально-критического пафоса, Гоголь не отменил, не заменил Пушкина. Последующее развитие русской литературы служит великолепным подтверждением тому: Достоевский и Толстой, с какой стороны не подходи к ним, являются преимущественно продолжателями Пушкина, а не Гоголя, хотя Гоголь и имел для них огромное значение» [1, с. 10].
Достоевский и Толстой, Тургенев и Гончаров, Лесков и Чехов, Горький и Маяковский, Есенин и Блок, Шолохов и Леонов, Твардовский и Рубцов – и списку этому нет конца, – продолжатели Пушкина.
Не только пушкинское творчество, всё пушкинские стихи, поэмы, повести, научно-исторические и литературоведческие статьи, заметки, работы являются не менее мощным заявлением русского человековедения и русской философии всему миру человечества о человеке, о его смысле, трагедиях, призвании, творчестве, предназначении, но и сам Пушкин, его жизнь являются не менее мощным таким и русским человековедением, и заявлением об идеале русского человека, и о его смысле жизни, что уже уникально само по себе.
Он выполнял то свое предназначение, которое вложил в глас бога, обращенный к пророку в его стихотворении «Пророк» (1826) [2, с. 385]:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
И Пушкин «жег глаголом» сердца русских людей и делает это до сих пор.
Пушкин был, по Достоевскому, пророком, и все его творческое наследие, как говорил Достоевский, есть пророчество – пророчество, обращенное ко всей русской жизни, ко всему русскому миру, но не только к русскому, но именно вследствие универсальности и всечеловечности его творчества, ко всему миру людей на Земле, ко всем народам и племенам, этносам.
Понимал ли Пушкин значение своего творчества, своей поэзии для русского народа и народов России в целом, а затем и для всего человечества? Понимал.
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа»,
– писал поэт. И далее:
«Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долг буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал» [2, с. 586].
Знаменательным актом является то, что при жизни Пушкина, в 1834 году, появилась статья Николая Васильевича Гоголя «Несколько слов о Пушкине», в которой он дал такую оценку великому русскому поэту, которая не потеряла своей значимости до наших дней и еще не раз будет будоражить умы всех тех, кто будет обращаться к образу Пушкина, его творчеству и в будущем, как в России, так и в мире.
«При имени Пушкина, – писал Гоголь, – тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключалось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии. В каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отобразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла» [1, с. 125, 126 ] (выдел. мною, С.А.).
Пушкин, в определении молодого Гоголя, что значит проницательность гоголевского гения, предстает как идеал русского человека, как русский человек с таким уровнем своего развития, который, возможно, явится в мир через двести лет. А двести гоголевских лет истекает в 2034 году. А что означает, что идеал русского человека, явленный миру в лице Пушкина, есть русский человек в XXI веке. Пришло время его Ренессанса.
Это значит, что в Пушкине в концентрированном виде воплотилась русскость как особое качество человека, качество мироведения и мироотношения, качество словотворчества и словосозидания, особое понимание смысла человеческого бытия, которое и делает русского человека русским, русскую культуру русской культурой, русский народ – именно русским народом, а саму русскость – выражением особой универсальности русского бытия, приобретающей ноосферное измерение.
- 2 -
Пушкин – очень гармоничный человек, для которого гармония, данная нам через восприятие красоты, как в отношении к жизни, к людям, к творчеству, так и в отношении к природе, есть естественное состояние – состояние его души. Эта гармония и предстает в обличье «пушкинской простоты», о которой много написано. Вспоминается высказывание А.М.Горького по отношению к В.И.Ленину – «Прост, как правда».
Пушкинская простота – это ведь и пушкинская правда. По этому поводу Б.Бурсов заметил [1, ч. 129, 130]:
«Роль камня преткновения сыграла здесь простота Пушкина, которую мы пока довольно элементарно понимаем. На деле прост не тот, кто думает, говорит и пишет, как все говорят и пишут, а тот, кто поднимает вопросы, каждому интересные, возводя их в ранг вопросов нашего бытия, однако поддающихся постижению каждого из нас. При постоянном обращении к указанным вопросам Пушкин снова и снова напоминает нам о несовершенстве человеческой природы, значит, и указывает, что в стремлении к лучшим своим целям мы достигаем их лишь в известных пределах. При таком положении в реальном мире гармония его мало сказать в своем идеале относительна, но и осуществляется лишь как вечное преодоление дисгармонии. А если так, то тем более настоятельно стремиться к ней.
Пушкинскую простоту обычно сводят к преодолению сложности; между тем она, скорее всего, представляет собою упорядоченную сложность, иначе сказать гармонию; под гармонией же, видимо, следует подразумевать максимальное проникновение в дисгармонию, что и означает её динамическое отключение. Проще сказать, в гармонии содержится преодоленная, но не отменная дисгармония, что означает вечный вызов ей, вечное столкновение с нею, порождающее конфликты, исход которых заранее никогда не предрешен.
Здесь источник предельный напряженности пушкинского искусства, значит, и пушкинской простоты».
Гармония – это закон бытия любой целостности. Гармония динамична, она развивается, и развивающаяся гармония включает, как момент своего развития дисгармонию, но в рамках тех пределов, которые обозначены гармонией целостности системы. Выход дисгармонии за эти пределы означают уже системное разрушение, системный распад.
Красота – это человеческое восприятие гармонии, заложенное в нас миллионолетиями эволюции жизни на Земле. «Красота – спасет мир» – этот императив Достоевского справедлив потому, что в нем отражен императив закона гармонии.
Пушкинская простота – это и есть пушкинская гармония, которая переходит в пушкинскую красоту – в красоту его поэзии, красоту его поэтических образов, красоту поведения его героев, в невидимую красоту всего пушкинского искусства, которая потом зазвучала гениально в русской классической музыке, расцвела во всей последующей русской культуре – в русской литературе, в русском театре, в русской опере, в русском балете, в русском киноискусстве и т.п.
Превратности человеческой судьбы и гармония не противостоят друг другу, а образуют своеобразное единство, которое поднимает человечность на высоту духа, объединяющего человеческую душу со всем Космосом, всей Вселенной, с Богом.
Пушкин в конце своего поэтического романа «Евгений Онегин» так выразил своё любомудрие по поводу судеб человеческих [3, с. 318]:
«Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N.N. прекрасный человек».
Здесь мы слышим и иронию, и самоиронию, и добрую улыбку великого русского человековеда над суетностью бытия современного ему общества, и одновременно видим глубокое знание человеческой души, потому что он, поэт Александр Сергеевич Пушкин, все это пропустил через себя, все это пережил и осмыслил [3, с. 315, 316]:
«И я, в закон себе вменяя
Страстей единый произвол,
С толпою чувства разделяя,
Я музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И как вакханочка резвилась,
За чашей пела для гостей,
И молодежь минувших дней
За нею буйно волочилась,
А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей.
Но я отстал от их союза
И вдаль бежал… Она за мной».
- 3 -
Заканчивая свой роман-исследование, Б.Бурсов подчеркнул:
«В судьбе Пушкина, следовательно, судьба всей русской литературы – и на все времена. Потому так незыблемы слова Аполлона Григорьева о том, что Пушкин – это «наше всё» [1, с. 512].
Пушкин так сказал о своем главном предмете творчества – поэзии [1, с. 3]:
«Поэзия бывает исключительно страстию немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни…».
О чем это?
О том, что вся пушкинская поэзия – это одновременно и вся русская жизнь, пропущенная поэтом через свою жизнь и в поэзии им гениально раскрытая.
Вот почему Пушкин – это «наше всё», т.е. гениально отраженное русское бытие, охватившее и прошлое (например, «Борис Годунов» или «Капитанская дочка»), и настоящее, т.е. пушкинское время, и будущее, в том числе и то будущее, которое мы, т.е. русские начала XXI века, переживаем как настоящее, в том числе и то будущее, которое будет после нас.
Русский и советский писатель, глубокий русский мыслитель нашего времени, В.Распутин в великолепной статье «Светоносное имя», посвященной 200-летию со дня рождения великого поэта – «солнца русской поэзии», так сказал в 1999 году о нем [4]:
«В 1799 году Россия понесла удивительным Чадом, ставшим затем «солнцем русской поэзии», «нашим всё». И горит-греет с той поры солнце бессрочно, и стоит «наше всё» непоколебимо от горизонта до горизонта, обогащаясь и расширяясь. И не будет ему забвения не только «доколь жив будет хоть один пиит», но и доколе жив будет хоть один русский человек.
Он пронизал своим волшебством каждого из нас, одних больше, других меньше, в зависимости от душевной и сердечной проводимости, даже люди огрубевшие или совсем окаменевшие повторяют как раскаяние его стихи. Он всем что-нибудь дал. Многие живут с его поэзией в сердце как с вечно прекрасными и неувядающими букетами цветов, многие, не найдя в мире чувств ничего более нежного, повторяют его признания в любви, многие его же словами затем утешаются… Вот бьет родник с чисто живой водой без тридцати семи лет два века, не способный иссякнуть… кто-то подойдет и, зачерпнув полной чашей, утолив жажду, мгновенно оживет, а кто-то, как эликсир, принимает по глотку и наращивает, напитывает в себе сладкое чудо быть человеком» (выдел. мною, С.А.).
Пушкин – идеал русского человека. А русский человек – это и есть Человек с большой буквы, который, творя свою историю, творя историю России, как одной из мощнейших цивилизаций в истории, с самым большим хронотопом – «пространством-временем» – бытия, творя русский язык и русскую культуру, творя русский мир, в котором измерения «всечеловечности» и «всемирной отзывчивости» выражают собой пафос его устремленности к утверждению высокодуховного смысла бытия человека, в XXI веке приобретающем ноосферное и космическое содержание, – творит и самого себя.
Пушкин – потому и идеал русского человека, как универсального человека, – некая вершина его развития, что он отразил, сконцентрировав в себе, все то лучшее, что имеется в русском человеке, причем не только актуально (через проявления лучшего в «лучших людях», в определении Достоевского, которых принял за «лучших людей» сам русский народ)), но, что немаловажно, и потенциально.
Следует согласиться с В.Распутиным [4]:
«Скольких привел он (А.С.Пушкин, С.А.) к Отечеству, опалил его сладким дымом, указал на святость вековых камней, наполнил милыми пределами!... Совершенство может все. Сосуд мог иметь и случайные черты, но напиток в нем, отбродив, производил божественное, то есть превосходящее земное, действие, способное на чудеса. Читатель испытывает радость, преображение, возвышение, а автор продолжает парить, царить в своем вдохновенном совершенстве».
Пушкин, если воспользоваться определением Ф.М.Достоевского, есть «пророчество и указание» [5, с. 663] универсально-русское, воплотившее в себе главные ценностные основания и устремления русского космизма.
- 4 -
Пушкин – универсально-русский человек. Но одновременно потому универсально-русский человек, т.е. воплотивший в себе в наиболее выпуклом виде русскость, как свойство русского человека и русского народа, что он есть «корневой человек», понятие которого ввел П.А.Флоренский в переписке с В.И.Вернадским в конце 20-х годов ХХ века.
«Корневой человек» – человек, в котором в концентрированном виде отразились чаяния, мечты, дела, поиски его предков, и который продолжает это Общее Дело всех своих предков, – а значит Общее Дело русского народа. И именно поэтому «корневой человек» не может не быть универсальным человеком, универсальным во всех «измерениях» – духовно-нравственном, интеллектуальном, творческом, социальном, культурном и т.п.
А Пушкин был «корневым человеком». Его род по линии Пушкиных тянется к предку Раче, сподвижнику Александра Невского, и Пушкин это знал и этим гордился [2, с. 493, 494]:
«Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил;
Его потомство гнев венчанный
Иван IV пощадил.
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин.
…
Под гербовой моей печатью
Я кипу грамот схоронил
И не якшаюсь с новой знатью,
И крови спесь угомонил.
Я грамотей и стихотворец,
Я Пушкин просто, не Мусин,
Я не богач, не царедворец,
Я сам большой…».
Социокультурная универсальность системогенетики Пушкина отлилась, раскрылась, расцвела в творчестве Пушкина. Настоящий Гений всегда универсален и гармоничен. Пушкинский Гений – яркая демонстрация этого положения.
Достоевский в своей речи при открытии памятника А.С.Пушкину в 1881 году говорил о всечеловечности творчества Пушкина, о его всемирной отзывчивости, которая предстает своеобразным камертоном-резонатором на все гениальное, достигнутое творцами других времен и народов.
Н.А.Бердяев в работе «Судьба России», размышляя над «частным и историческим взглядом на жизнь», своеобразно подметил «всемирность», как качество, заложенное в каждом человеке, хотя и часто им не осознаваемое.
«Ребенок может не сознавать своей всемирности, как не осознают этого многие взрослые дети – Петры и Иваны. Но это слабость и узость человеческого сознания, эта выброшенность человека на поверхность не может быть опровержением той великой истины, что каждый человек – всемирный по своей природе и что в нем и для него совершается вся история» [6, c. 207], – писал он.
Пушкинский гений в своем творческом воплощении предстал как всемирный гений, т.е. как гений, наиболее ярко воплотивший в себе эту всемирность русского человека.
«Мысль! Великое слово! Что же составляет величие человека, как не мысль! – восклицает Александр Сергеевич. – Да будет же она свободна, как должен быть свободным человек…» [7, с. 230].
- 5 -
Пушкин, как никто другой, несмотря на ограничения, тяготы, ссылки, которые он пережил, в соответствии с историческим временем, в котором жил, был свободен, свободен для созидания и творения, свободен той внутренней свободой, которая и характеризует любого творца как творца, любого мыслителя как мыслителя!
Русскость, как ценностный геном русского человека, базируется на правде, а правда всегда живет внутренней свободой человека, свободой творчества и свободой мысли, которые встраиваются в космический порядок, в тот метафизический коммунизм мироздания, о котором сказал свое Слово Сергей Николаевич Булгаков в «Философии хозяйства».
В стихотворении «К Чаадаеву» молодой поэт писал [2, с. 194]:
«…Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томлением упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим,
Души прекрасные порывы!».
Свобода для Пушкина и служение Отчизне, как для любого настоящего русского человека, едины.
Свободолюбие Пушкина – особенное, оно посвящено Отчизне, России, частью которой он себя чувствовал и историей которой он всегда гордился. Свобода Пушкина – это русская свобода, которая неотделима от соборности, от Общего Дела, от созидания во имя лучшей жизни всего народа.
И в этом контексте Пушкин – русский человек, отрицающий индивидуализм и мещанство западного, европейского, обуржуазившегося человека, точно также, как после него эти качества человека Запада отрицали такие разные русские мыслители и деятели культуры, как А.И.Герцен, М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский, А.П.Чехов, Н.А.Бердяев, А.М.Горький, В.В.Маяковский, А.А.Зиновьев и другие.
Н.А.Бердяев так вопрошал по этому поводу [8, с. 98]:
«Свобода духа есть неотъемлемое и вечное достижение. Но для чего, во имя чего должно было совершаться освобождение? Этого не знает дух нового времени (мое замечание: дух западного общества как общества Капитала, С.А.). Он не имел или не знал своего ВО ИМЯ. Во имя человека, во имя гуманизма, во имя свободы человека, не может быть сам человек целью человека. Так упираемся мы в совершенную пустоту. Человек лишается всякого содержания, ему не к чему восходить. Свобода человека оказывается формальной и бессодержательной свободой. Индивидуализм есть по существу своему отрицательное исправление. В своем развитии он не может укрепить за человеком никакого содержания. Индивидуализм совсем не онтологичен, он не имеет никакой бытийственной основы. Индивидуализм менее всего укрепляет личность, образ человека» (выдел. мною, С.А.).
В «Онтологии и феноменологии педагогического мастерства» [14] я подчеркнул, что онтология человека – это МЫ-онтология. «Я» личности тем богаче, чем больше в ней «МЫ». Социальность человека, его социально-коллективистское, соборное измерение – фундаментальное основание человеческого бытия.
В этом отношении пушкинская свобода, т.е. свобода в том смысле наполнения, как её понимал великий русский поэт, и есть русская свобода – свобода, наполненная смыслом служения Отчизне, той большой национальной идее («русской идее»), которой определяется смысл истории российской цивилизации и её будущее.
В оде «Вольность» молодой Пушкин ставит вопрос о «вольности» народов, которая бы была выше самовластья благодаря «надежному» закону [1, с. 184, 185]. В природе, в дубравах, в «тиши свободы» [1, с. 195] к нему приходит радость творческого уединения.
Творчество человека и есть истинная внутренняя свобода.
«Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине» [1, с. 202].
Здесь сам русский поэт и мыслитель предстает таким «оракулом веков».
Русская природа, представители так называемого «света» и представители народа, поэты и монахи, цари и разбойники, цыгане и землепашцы, воины и мыслители, вся портретная галерея и прошлых лет, и в настоящей России, – все это вмещается в писательском творчестве Пушкина и в его исторических исследованиях, переходящих потом в его прозу.
Каждая его строчка насыщена философским раздумьем о жизни и судьбе человека в единении с «землей», с природой:
«Судьба земли повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран» [1, с. 317].
Пушкин – это «наше всё». «Наше всё» – и есть пушкинский универсализм, и есть та правда, к которой постоянно взыскует русский народ на протяжении всей его истории.
- 6 -
Как русский человек, Пушкин стоял на страже духовных, цивилизационных оснований бытия России и остро реагировал на клевету в адрес истории России, в адрес её культуры.
И здесь, отстаивая историческое достоинство русского народа и русского человека, бережно относясь к истории России, он не прощал «клеветников России», вступал в бой за правду русской истории.
В 1831 году появилось известное поэтическое послание «Клеветникам России», в котором он отстаивает историческую правду России [1, с. 499, 500]:
«О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? Волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонились под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? Вот вопрос.
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага –
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь мир?
Вы грозны на словах – попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов».
Очевидно, рать «клеветников России», одним из примеров которых является «Смердяков», писанный Достоевским, с годами не сокращается. Например, в мае 1991 года известный отечественный русскоязычный философ Мурад Ахундов на советско-американском симпозиуме в Гарварде (США), который был посвящен русской науке, выступил с докладом, в котором пытался доказывать, что первородный грех русских совершен в Х веке, когда была выбрана неправильная ветвь христианства – православная, а затем в XIII веке, когда русские «из идеологических соображений», намекая на победы Александра Невского, отказались подчиниться, якобы (по Ахундову) прогрессивному ливоноскому ордену, который нес «западный образ жизни, перестройку общества на основе немецких законов и установления в деревне цивилизационной земельной ренты» [9, с. 13].
«Клеветники России» – русофобы – не умолкают. Особенно в этом стараются русскоязычные «смердяковы», для которых сама русскость, сам «русский дух» (о котором говорил Александр Пушкин в «Руслане и Людмиле»), сама русская культура чужды, и которые хотели бы переделать цивилизационные основания России и весь русский народ на свой лад – то ли немецко-тевтонский, то ли на французский (как об этом мечтал «Смердяков»), то ли на английский или на американский (как стараются нынешние либералы-реформаторы России, например, авторы упразднения под видом реформ Российской академии наук и в целом – русской науки в этом, 2013-ом, переживаемом нами, году) [10 - 12].
Не оставляют без внимания «клеветники России» – русофобы – и саму фигуру Александра Сергеевича Пушкина, и в целом – русскую культуру и русскую литературу. Например, Аб Мише вынес свои оценки-обвинения в антисемитизме по отношению к Гоголю, Пестелю, Пушкину, Достоевскому, Аксакову. А.Генис обвинил всю русскую культуру в том, что она, попав в капкан истории, осуждена решать уже якобы решенные вопросы (каково самомнение «западника» о решенности вопросов бытия; остается только русским учиться у «Запада» как жить, отказавшись от своей культуры, против чего так пламенно и выступал А.С.Пушкин). Нерусские мыслители – Л.М.Аринштейн, доктор филологии, и поэт А.Мадорский написали к 200-летию со дня рождения Пушкина свои «произведения» «Пушкин. Непричесанная биография» и «Сатанинские зигзаги Пушкина» соответственно, цель которых – опошлить великого русского поэта, вогнать его масштабную фигуру творца и мыслителя в «прокруство ложе» своего «пигмейского» сексуально-озабоченного умозрения и мелкой мещанской души. Л.М.Аринштейн вдруг занялся «африканскими генами» поэта, которые якобы «повинны» в «стремительном физическом и особенно половом созревании».
И.Решетов, который в статье «Поэт и туча», подверг критическому анализу этих двух «пушкиноведов», отмечает, что слово «секс» «в прямой связи с Пушкиным встречается в книге (в книге Л.М.Аринштейна, С.А.) не на одной странице и полностью принадлежит ученому автору. Видимо, с помощью столь ходового ныне слова автор хотел придать книге этакую завлекательную пикантность» [13].
Вся книга Л.М.Аринштейна напичкана ситуациями – «кого Пушкин «активно домогался» (и слово-то какое – «домогался»!, С.А.) и при этом «добился желаемого» (причем утверждение «добился желаемого» построено только на домыслах Аринштейна).
Прав Иван Решетов, давая свою отповедь Аринштейну, защищая честь и достоинство русского поэта, что «благодаря Пушкину смертная женщина обрела бессмертие. Преображенная гением Поэта, она навек останется символом прекраснейшей Женщины, дарующей мужчине высшие радости. Они, поверьте, господин Аринштейн, не в области, доступной к животному, а в области, доступной только Человеку» [13].
Трактуя поэму «Моцарт и Сальери», «пушкиновед» Аринштейн вдруг «увидел» в «Моцарте» – Пушкина, а в «Сальери» – поэта В.А.Жуковского [13].
И опять-таки – домыслы, одни домыслы, в духе смердяковских штудий. Не буду повторять критический анализ И.Решетова, подчеркну его вывод, полностью соглашаясь с ним, в котором дана оценка этим книгам: О чем эти книги А.Мадорского и Л.Аринштейна? – Только не о Пушкине. «Пушкина в них нет. Искать в его «биографии», то, что «находят» в ней мадорские-аринштейны – это значит не знать или забывать гневное обращение к ним самого Пушкина. Я напомню это обращение: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете подльцы: он и мал, и мерзок – не так, как вы, – иначе». Пушкин негодовал на тех, кому охота видеть гения на судне. Мадорские! Аринштейны! Остановитесь!.. О Пушкине надо судить по его завершенным произведениям. Черновики и наброски – это не для посторонних» [13].
Клеветники Пушкина – это клеветники России, это несущие в себе ненависть (ненавистники!) ко всему русскому, это те, кого мучают во сне «лавры Иуды».
Пушкин – Гений, причем Русский Гений, причем не просто гений, но и Пророк, и Созидатель, который заложил основательные фундаментные камни под все здание русского языка и русской культуры, раскрыл мощь самого явления русскости и соответственно всей российской цивилизации – Руси – России, всей русской истории!
Пушкин – русский человек во всем его величии. Познавая Пушкина, его творчество, мы познаем русского человека! Пушкин – «наше всё», – и этим все сказано!
Литература:
- Бурсов Б. Судьба Пушкина: Роман-исследование. – Л.: Советский писатель, 1985 – 512с.
- Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х т. Том 1. Стихотворения. Сказки. Руслан и Людмила. – М.: Художественная литература, 1985. – 735с.
- Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х т. Т.2. Поэмы. Евгений Онегин. Драматические произведения. – М.: Худож. Лит., 1986 – 527с.
- Распутин В. Светоносное имя// «Советская Россия». – 1999. – 3 июня. - №63(11806). – с. 3
- Достоевский Ф.М. Дневник писатель. – СПб.: Лениздат, 2001. – 663 с.
- Бердяев Н.А. Судьба России (Опыт по психологии войны и национальности). – М.: Изд-во Г.А.Лемана и С.И.Сахарова, 1918 – 240с.
- Слово о книге. – М.: «Книга», 1984. – 559 с.
- Бердяев Н.А. Новое средневековье (Размышление о судьбе России и Европы)// Вестник высшей школы. – 1991. - №3. – с. 94 – 108.
- Кожевников В.П. Теория русской культуры. Проблемные лекции. – Н.-Новгород, 1995. – 196с.
- Уничтожение под знаком «эффективности»!/ А.В.Воронцов, Л.А.Майборода, А.И.Субетто, И.Ф.Гончаров, А.М.Богачев, М.М.Лагутин, А.В.Антонов// «Новый Петербург». – 2013. – 4 июля. – 326 (1076). – с. 1
- Субетто А.И. Рыночный геноцид общественного интеллекта Россиипосвящается 220-летию со дня рождения великого
русского поэта и мыслителя А.С.Пушкина)
«Есть знаковые символы русского духа! – Это Александр Невский, Сергий Радонежский, Михайло Ломоносов, Александр Суворов, Федор Ушаков, Александр Пушкин, Лев Толстой, Георгий Жуков, Юрий Гагарин, Сергей Королев! – Напиши их биографии в кратком, лаконично-выпуклом изложении, поставь в центр воспитания в школе, – и новое поколение заговорит с Будущим на русском языке – языке русского духа, да как еще заговорит! – И это будет!»
Автор
- 1 -
Пушкин – идеал русского человека, т.е. идеал русского человека, воплощенный в конкретном русском человеке, каким был Александр Сергеевич и как поэт, и как ученый-мыслитель, и как человек своего времени и своего сословия.
Известный пушкиновед Борис Иванович Бурсов в своем романе-исследовании «Судьба Пушкина» (1985) писал [1, с. 10]:
«Пушкин и как поэт, и как человек не знает себе равных в русской литературе. Уникальная целостность Пушкина – основа превосходства его над всеми другими русскими гениальными художниками. Здесь причина того, что он стал для них мерою самооценок и самоутверждений. Так – от Гоголя и Лермонтова, через Достоевского и Толстого, до Блока, Маяковского, Есенина, Пастернака и Ахматовой».
Он отмечает, что «хотя с Гоголем появилось новое начало в русской литературе, связанное с усилением в ней обнаженного социально-критического пафоса, Гоголь не отменил, не заменил Пушкина. Последующее развитие русской литературы служит великолепным подтверждением тому: Достоевский и Толстой, с какой стороны не подходи к ним, являются преимущественно продолжателями Пушкина, а не Гоголя, хотя Гоголь и имел для них огромное значение» [1, с. 10].
Достоевский и Толстой, Тургенев и Гончаров, Лесков и Чехов, Горький и Маяковский, Есенин и Блок, Шолохов и Леонов, Твардовский и Рубцов – и списку этому нет конца, – продолжатели Пушкина.
Не только пушкинское творчество, всё пушкинские стихи, поэмы, повести, научно-исторические и литературоведческие статьи, заметки, работы являются не менее мощным заявлением русского человековедения и русской философии всему миру человечества о человеке, о его смысле, трагедиях, призвании, творчестве, предназначении, но и сам Пушкин, его жизнь являются не менее мощным таким и русским человековедением, и заявлением об идеале русского человека, и о его смысле жизни, что уже уникально само по себе.
Он выполнял то свое предназначение, которое вложил в глас бога, обращенный к пророку в его стихотворении «Пророк» (1826) [2, с. 385]:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
И Пушкин «жег глаголом» сердца русских людей и делает это до сих пор.
Пушкин был, по Достоевскому, пророком, и все его творческое наследие, как говорил Достоевский, есть пророчество – пророчество, обращенное ко всей русской жизни, ко всему русскому миру, но не только к русскому, но именно вследствие универсальности и всечеловечности его творчества, ко всему миру людей на Земле, ко всем народам и племенам, этносам.
Понимал ли Пушкин значение своего творчества, своей поэзии для русского народа и народов России в целом, а затем и для всего человечества? Понимал.
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа»,
– писал поэт. И далее:
«Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долг буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал» [2, с. 586].
Знаменательным актом является то, что при жизни Пушкина, в 1834 году, появилась статья Николая Васильевича Гоголя «Несколько слов о Пушкине», в которой он дал такую оценку великому русскому поэту, которая не потеряла своей значимости до наших дней и еще не раз будет будоражить умы всех тех, кто будет обращаться к образу Пушкина, его творчеству и в будущем, как в России, так и в мире.
«При имени Пушкина, – писал Гоголь, – тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключалось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии. В каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отобразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла» [1, с. 125, 126 ] (выдел. мною, С.А.).
Пушкин, в определении молодого Гоголя, что значит проницательность гоголевского гения, предстает как идеал русского человека, как русский человек с таким уровнем своего развития, который, возможно, явится в мир через двести лет. А двести гоголевских лет истекает в 2034 году. А что означает, что идеал русского человека, явленный миру в лице Пушкина, есть русский человек в XXI веке. Пришло время его Ренессанса.
Это значит, что в Пушкине в концентрированном виде воплотилась русскость как особое качество человека, качество мироведения и мироотношения, качество словотворчества и словосозидания, особое понимание смысла человеческого бытия, которое и делает русского человека русским, русскую культуру русской культурой, русский народ – именно русским народом, а саму русскость – выражением особой универсальности русского бытия, приобретающей ноосферное измерение.
- 2 -
Пушкин – очень гармоничный человек, для которого гармония, данная нам через восприятие красоты, как в отношении к жизни, к людям, к творчеству, так и в отношении к природе, есть естественное состояние – состояние его души. Эта гармония и предстает в обличье «пушкинской простоты», о которой много написано. Вспоминается высказывание А.М.Горького по отношению к В.И.Ленину – «Прост, как правда».
Пушкинская простота – это ведь и пушкинская правда. По этому поводу Б.Бурсов заметил [1, ч. 129, 130]:
«Роль камня преткновения сыграла здесь простота Пушкина, которую мы пока довольно элементарно понимаем. На деле прост не тот, кто думает, говорит и пишет, как все говорят и пишут, а тот, кто поднимает вопросы, каждому интересные, возводя их в ранг вопросов нашего бытия, однако поддающихся постижению каждого из нас. При постоянном обращении к указанным вопросам Пушкин снова и снова напоминает нам о несовершенстве человеческой природы, значит, и указывает, что в стремлении к лучшим своим целям мы достигаем их лишь в известных пределах. При таком положении в реальном мире гармония его мало сказать в своем идеале относительна, но и осуществляется лишь как вечное преодоление дисгармонии. А если так, то тем более настоятельно стремиться к ней.
Пушкинскую простоту обычно сводят к преодолению сложности; между тем она, скорее всего, представляет собою упорядоченную сложность, иначе сказать гармонию; под гармонией же, видимо, следует подразумевать максимальное проникновение в дисгармонию, что и означает её динамическое отключение. Проще сказать, в гармонии содержится преодоленная, но не отменная дисгармония, что означает вечный вызов ей, вечное столкновение с нею, порождающее конфликты, исход которых заранее никогда не предрешен.
Здесь источник предельный напряженности пушкинского искусства, значит, и пушкинской простоты».
Гармония – это закон бытия любой целостности. Гармония динамична, она развивается, и развивающаяся гармония включает, как момент своего развития дисгармонию, но в рамках тех пределов, которые обозначены гармонией целостности системы. Выход дисгармонии за эти пределы означают уже системное разрушение, системный распад.
Красота – это человеческое восприятие гармонии, заложенное в нас миллионолетиями эволюции жизни на Земле. «Красота – спасет мир» – этот императив Достоевского справедлив потому, что в нем отражен императив закона гармонии.
Пушкинская простота – это и есть пушкинская гармония, которая переходит в пушкинскую красоту – в красоту его поэзии, красоту его поэтических образов, красоту поведения его героев, в невидимую красоту всего пушкинского искусства, которая потом зазвучала гениально в русской классической музыке, расцвела во всей последующей русской культуре – в русской литературе, в русском театре, в русской опере, в русском балете, в русском киноискусстве и т.п.
Превратности человеческой судьбы и гармония не противостоят друг другу, а образуют своеобразное единство, которое поднимает человечность на высоту духа, объединяющего человеческую душу со всем Космосом, всей Вселенной, с Богом.
Пушкин в конце своего поэтического романа «Евгений Онегин» так выразил своё любомудрие по поводу судеб человеческих [3, с. 318]:
«Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N.N. прекрасный человек».
Здесь мы слышим и иронию, и самоиронию, и добрую улыбку великого русского человековеда над суетностью бытия современного ему общества, и одновременно видим глубокое знание человеческой души, потому что он, поэт Александр Сергеевич Пушкин, все это пропустил через себя, все это пережил и осмыслил [3, с. 315, 316]:
«И я, в закон себе вменяя
Страстей единый произвол,
С толпою чувства разделяя,
Я музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И как вакханочка резвилась,
За чашей пела для гостей,
И молодежь минувших дней
За нею буйно волочилась,
А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей.
Но я отстал от их союза
И вдаль бежал… Она за мной».
- 3 -
Заканчивая свой роман-исследование, Б.Бурсов подчеркнул:
«В судьбе Пушкина, следовательно, судьба всей русской литературы – и на все времена. Потому так незыблемы слова Аполлона Григорьева о том, что Пушкин – это «наше всё» [1, с. 512].
Пушкин так сказал о своем главном предмете творчества – поэзии [1, с. 3]:
«Поэзия бывает исключительно страстию немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни…».
О чем это?
О том, что вся пушкинская поэзия – это одновременно и вся русская жизнь, пропущенная поэтом через свою жизнь и в поэзии им гениально раскрытая.
Вот почему Пушкин – это «наше всё», т.е. гениально отраженное русское бытие, охватившее и прошлое (например, «Борис Годунов» или «Капитанская дочка»), и настоящее, т.е. пушкинское время, и будущее, в том числе и то будущее, которое мы, т.е. русские начала XXI века, переживаем как настоящее, в том числе и то будущее, которое будет после нас.
Русский и советский писатель, глубокий русский мыслитель нашего времени, В.Распутин в великолепной статье «Светоносное имя», посвященной 200-летию со дня рождения великого поэта – «солнца русской поэзии», так сказал в 1999 году о нем [4]:
«В 1799 году Россия понесла удивительным Чадом, ставшим затем «солнцем русской поэзии», «нашим всё». И горит-греет с той поры солнце бессрочно, и стоит «наше всё» непоколебимо от горизонта до горизонта, обогащаясь и расширяясь. И не будет ему забвения не только «доколь жив будет хоть один пиит», но и доколе жив будет хоть один русский человек.
Он пронизал своим волшебством каждого из нас, одних больше, других меньше, в зависимости от душевной и сердечной проводимости, даже люди огрубевшие или совсем окаменевшие повторяют как раскаяние его стихи. Он всем что-нибудь дал. Многие живут с его поэзией в сердце как с вечно прекрасными и неувядающими букетами цветов, многие, не найдя в мире чувств ничего более нежного, повторяют его признания в любви, многие его же словами затем утешаются… Вот бьет родник с чисто живой водой без тридцати семи лет два века, не способный иссякнуть… кто-то подойдет и, зачерпнув полной чашей, утолив жажду, мгновенно оживет, а кто-то, как эликсир, принимает по глотку и наращивает, напитывает в себе сладкое чудо быть человеком» (выдел. мною, С.А.).
Пушкин – идеал русского человека. А русский человек – это и есть Человек с большой буквы, который, творя свою историю, творя историю России, как одной из мощнейших цивилизаций в истории, с самым большим хронотопом – «пространством-временем» – бытия, творя русский язык и русскую культуру, творя русский мир, в котором измерения «всечеловечности» и «всемирной отзывчивости» выражают собой пафос его устремленности к утверждению высокодуховного смысла бытия человека, в XXI веке приобретающем ноосферное и космическое содержание, – творит и самого себя.
Пушкин – потому и идеал русского человека, как универсального человека, – некая вершина его развития, что он отразил, сконцентрировав в себе, все то лучшее, что имеется в русском человеке, причем не только актуально (через проявления лучшего в «лучших людях», в определении Достоевского, которых принял за «лучших людей» сам русский народ)), но, что немаловажно, и потенциально.
Следует согласиться с В.Распутиным [4]:
«Скольких привел он (А.С.Пушкин, С.А.) к Отечеству, опалил его сладким дымом, указал на святость вековых камней, наполнил милыми пределами!... Совершенство может все. Сосуд мог иметь и случайные черты, но напиток в нем, отбродив, производил божественное, то есть превосходящее земное, действие, способное на чудеса. Читатель испытывает радость, преображение, возвышение, а автор продолжает парить, царить в своем вдохновенном совершенстве».
Пушкин, если воспользоваться определением Ф.М.Достоевского, есть «пророчество и указание» [5, с. 663] универсально-русское, воплотившее в себе главные ценностные основания и устремления русского космизма.
- 4 -
Пушкин – универсально-русский человек. Но одновременно потому универсально-русский человек, т.е. воплотивший в себе в наиболее выпуклом виде русскость, как свойство русского человека и русского народа, что он есть «корневой человек», понятие которого ввел П.А.Флоренский в переписке с В.И.Вернадским в конце 20-х годов ХХ века.
«Корневой человек» – человек, в котором в концентрированном виде отразились чаяния, мечты, дела, поиски его предков, и который продолжает это Общее Дело всех своих предков, – а значит Общее Дело русского народа. И именно поэтому «корневой человек» не может не быть универсальным человеком, универсальным во всех «измерениях» – духовно-нравственном, интеллектуальном, творческом, социальном, культурном и т.п.
А Пушкин был «корневым человеком». Его род по линии Пушкиных тянется к предку Раче, сподвижнику Александра Невского, и Пушкин это знал и этим гордился [2, с. 493, 494]:
«Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил;
Его потомство гнев венчанный
Иван IV пощадил.
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин.
…
Под гербовой моей печатью
Я кипу грамот схоронил
И не якшаюсь с новой знатью,
И крови спесь угомонил.
Я грамотей и стихотворец,
Я Пушкин просто, не Мусин,
Я не богач, не царедворец,
Я сам большой…».
Социокультурная универсальность системогенетики Пушкина отлилась, раскрылась, расцвела в творчестве Пушкина. Настоящий Гений всегда универсален и гармоничен. Пушкинский Гений – яркая демонстрация этого положения.
Достоевский в своей речи при открытии памятника А.С.Пушкину в 1881 году говорил о всечеловечности творчества Пушкина, о его всемирной отзывчивости, которая предстает своеобразным камертоном-резонатором на все гениальное, достигнутое творцами других времен и народов.
Н.А.Бердяев в работе «Судьба России», размышляя над «частным и историческим взглядом на жизнь», своеобразно подметил «всемирность», как качество, заложенное в каждом человеке, хотя и часто им не осознаваемое.
«Ребенок может не сознавать своей всемирности, как не осознают этого многие взрослые дети – Петры и Иваны. Но это слабость и узость человеческого сознания, эта выброшенность человека на поверхность не может быть опровержением той великой истины, что каждый человек – всемирный по своей природе и что в нем и для него совершается вся история» [6, c. 207], – писал он.
Пушкинский гений в своем творческом воплощении предстал как всемирный гений, т.е. как гений, наиболее ярко воплотивший в себе эту всемирность русского человека.
«Мысль! Великое слово! Что же составляет величие человека, как не мысль! – восклицает Александр Сергеевич. – Да будет же она свободна, как должен быть свободным человек…» [7, с. 230].
- 5 -
Пушкин, как никто другой, несмотря на ограничения, тяготы, ссылки, которые он пережил, в соответствии с историческим временем, в котором жил, был свободен, свободен для созидания и творения, свободен той внутренней свободой, которая и характеризует любого творца как творца, любого мыслителя как мыслителя!
Русскость, как ценностный геном русского человека, базируется на правде, а правда всегда живет внутренней свободой человека, свободой творчества и свободой мысли, которые встраиваются в космический порядок, в тот метафизический коммунизм мироздания, о котором сказал свое Слово Сергей Николаевич Булгаков в «Философии хозяйства».
В стихотворении «К Чаадаеву» молодой поэт писал [2, с. 194]:
«…Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томлением упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим,
Души прекрасные порывы!».
Свобода для Пушкина и служение Отчизне, как для любого настоящего русского человека, едины.
Свободолюбие Пушкина – особенное, оно посвящено Отчизне, России, частью которой он себя чувствовал и историей которой он всегда гордился. Свобода Пушкина – это русская свобода, которая неотделима от соборности, от Общего Дела, от созидания во имя лучшей жизни всего народа.
И в этом контексте Пушкин – русский человек, отрицающий индивидуализм и мещанство западного, европейского, обуржуазившегося человека, точно также, как после него эти качества человека Запада отрицали такие разные русские мыслители и деятели культуры, как А.И.Герцен, М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский, А.П.Чехов, Н.А.Бердяев, А.М.Горький, В.В.Маяковский, А.А.Зиновьев и другие.
Н.А.Бердяев так вопрошал по этому поводу [8, с. 98]:
«Свобода духа есть неотъемлемое и вечное достижение. Но для чего, во имя чего должно было совершаться освобождение? Этого не знает дух нового времени (мое замечание: дух западного общества как общества Капитала, С.А.). Он не имел или не знал своего ВО ИМЯ. Во имя человека, во имя гуманизма, во имя свободы человека, не может быть сам человек целью человека. Так упираемся мы в совершенную пустоту. Человек лишается всякого содержания, ему не к чему восходить. Свобода человека оказывается формальной и бессодержательной свободой. Индивидуализм есть по существу своему отрицательное исправление. В своем развитии он не может укрепить за человеком никакого содержания. Индивидуализм совсем не онтологичен, он не имеет никакой бытийственной основы. Индивидуализм менее всего укрепляет личность, образ человека» (выдел. мною, С.А.).
В «Онтологии и феноменологии педагогического мастерства» [14] я подчеркнул, что онтология человека – это МЫ-онтология. «Я» личности тем богаче, чем больше в ней «МЫ». Социальность человека, его социально-коллективистское, соборное измерение – фундаментальное основание человеческого бытия.
В этом отношении пушкинская свобода, т.е. свобода в том смысле наполнения, как её понимал великий русский поэт, и есть русская свобода – свобода, наполненная смыслом служения Отчизне, той большой национальной идее («русской идее»), которой определяется смысл истории российской цивилизации и её будущее.
В оде «Вольность» молодой Пушкин ставит вопрос о «вольности» народов, которая бы была выше самовластья благодаря «надежному» закону [1, с. 184, 185]. В природе, в дубравах, в «тиши свободы» [1, с. 195] к нему приходит радость творческого уединения.
Творчество человека и есть истинная внутренняя свобода.
«Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине» [1, с. 202].
Здесь сам русский поэт и мыслитель предстает таким «оракулом веков».
Русская природа, представители так называемого «света» и представители народа, поэты и монахи, цари и разбойники, цыгане и землепашцы, воины и мыслители, вся портретная галерея и прошлых лет, и в настоящей России, – все это вмещается в писательском творчестве Пушкина и в его исторических исследованиях, переходящих потом в его прозу.
Каждая его строчка насыщена философским раздумьем о жизни и судьбе человека в единении с «землей», с природой:
«Судьба земли повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран» [1, с. 317].
Пушкин – это «наше всё». «Наше всё» – и есть пушкинский универсализм, и есть та правда, к которой постоянно взыскует русский народ на протяжении всей его истории.
- 6 -
Как русский человек, Пушкин стоял на страже духовных, цивилизационных оснований бытия России и остро реагировал на клевету в адрес истории России, в адрес её культуры.
И здесь, отстаивая историческое достоинство русского народа и русского человека, бережно относясь к истории России, он не прощал «клеветников России», вступал в бой за правду русской истории.
В 1831 году появилось известное поэтическое послание «Клеветникам России», в котором он отстаивает историческую правду России [1, с. 499, 500]:
«О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? Волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонились под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? Вот вопрос.
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага –
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь мир?
Вы грозны на словах – попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов».
Очевидно, рать «клеветников России», одним из примеров которых является «Смердяков», писанный Достоевским, с годами не сокращается. Например, в мае 1991 года известный отечественный русскоязычный философ Мурад Ахундов на советско-американском симпозиуме в Гарварде (США), который был посвящен русской науке, выступил с докладом, в котором пытался доказывать, что первородный грех русских совершен в Х веке, когда была выбрана неправильная ветвь христианства – православная, а затем в XIII веке, когда русские «из идеологических соображений», намекая на победы Александра Невского, отказались подчиниться, якобы (по Ахундову) прогрессивному ливоноскому ордену, который нес «западный образ жизни, перестройку общества на основе немецких законов и установления в деревне цивилизационной земельной ренты» [9, с. 13].
«Клеветники России» – русофобы – не умолкают. Особенно в этом стараются русскоязычные «смердяковы», для которых сама русскость, сам «русский дух» (о котором говорил Александр Пушкин в «Руслане и Людмиле»), сама русская культура чужды, и которые хотели бы переделать цивилизационные основания России и весь русский народ на свой лад – то ли немецко-тевтонский, то ли на французский (как об этом мечтал «Смердяков»), то ли на английский или на американский (как стараются нынешние либералы-реформаторы России, например, авторы упразднения под видом реформ Российской академии наук и в целом – русской науки в этом, 2013-ом, переживаемом нами, году) [10 - 12].
Не оставляют без внимания «клеветники России» – русофобы – и саму фигуру Александра Сергеевича Пушкина, и в целом – русскую культуру и русскую литературу. Например, Аб Мише вынес свои оценки-обвинения в антисемитизме по отношению к Гоголю, Пестелю, Пушкину, Достоевскому, Аксакову. А.Генис обвинил всю русскую культуру в том, что она, попав в капкан истории, осуждена решать уже якобы решенные вопросы (каково самомнение «западника» о решенности вопросов бытия; остается только русским учиться у «Запада» как жить, отказавшись от своей культуры, против чего так пламенно и выступал А.С.Пушкин). Нерусские мыслители – Л.М.Аринштейн, доктор филологии, и поэт А.Мадорский написали к 200-летию со дня рождения Пушкина свои «произведения» «Пушкин. Непричесанная биография» и «Сатанинские зигзаги Пушкина» соответственно, цель которых – опошлить великого русского поэта, вогнать его масштабную фигуру творца и мыслителя в «прокруство ложе» своего «пигмейского» сексуально-озабоченного умозрения и мелкой мещанской души. Л.М.Аринштейн вдруг занялся «африканскими генами» поэта, которые якобы «повинны» в «стремительном физическом и особенно половом созревании».
И.Решетов, который в статье «Поэт и туча», подверг критическому анализу этих двух «пушкиноведов», отмечает, что слово «секс» «в прямой связи с Пушкиным встречается в книге (в книге Л.М.Аринштейна, С.А.) не на одной странице и полностью принадлежит ученому автору. Видимо, с помощью столь ходового ныне слова автор хотел придать книге этакую завлекательную пикантность» [13].
Вся книга Л.М.Аринштейна напичкана ситуациями – «кого Пушкин «активно домогался» (и слово-то какое – «домогался»!, С.А.) и при этом «добился желаемого» (причем утверждение «добился желаемого» построено только на домыслах Аринштейна).
Прав Иван Решетов, давая свою отповедь Аринштейну, защищая честь и достоинство русского поэта, что «благодаря Пушкину смертная женщина обрела бессмертие. Преображенная гением Поэта, она навек останется символом прекраснейшей Женщины, дарующей мужчине высшие радости. Они, поверьте, господин Аринштейн, не в области, доступной к животному, а в области, доступной только Человеку» [13].
Трактуя поэму «Моцарт и Сальери», «пушкиновед» Аринштейн вдруг «увидел» в «Моцарте» – Пушкина, а в «Сальери» – поэта В.А.Жуковского [13].
И опять-таки – домыслы, одни домыслы, в духе смердяковских штудий. Не буду повторять критический анализ И.Решетова, подчеркну его вывод, полностью соглашаясь с ним, в котором дана оценка этим книгам: О чем эти книги А.Мадорского и Л.Аринштейна? – Только не о Пушкине. «Пушкина в них нет. Искать в его «биографии», то, что «находят» в ней мадорские-аринштейны – это значит не знать или забывать гневное обращение к ним самого Пушкина. Я напомню это обращение: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете подльцы: он и мал, и мерзок – не так, как вы, – иначе». Пушкин негодовал на тех, кому охота видеть гения на судне. Мадорские! Аринштейны! Остановитесь!.. О Пушкине надо судить по его завершенным произведениям. Черновики и наброски – это не для посторонних» [13].
Клеветники Пушкина – это клеветники России, это несущие в себе ненависть (ненавистники!) ко всему русскому, это те, кого мучают во сне «лавры Иуды».
Пушкин – Гений, причем Русский Гений, причем не просто гений, но и Пророк, и Созидатель, который заложил основательные фундаментные камни под все здание русского языка и русской культуры, раскрыл мощь самого явления русскости и соответственно всей российской цивилизации – Руси – России, всей русской истории!
Пушкин – русский человек во всем его величии. Познавая Пушкина, его творчество, мы познаем русского человека! Пушкин – «наше всё», – и этим все сказано!
Литература:
- Бурсов Б. Судьба Пушкина: Роман-исследование. – Л.: Советский писатель, 1985 – 512с.
- Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х т. Том 1. Стихотворения. Сказки. Руслан и Людмила. – М.: Художественная литература, 1985. – 735с.
- Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х т. Т.2. Поэмы. Евгений Онегин. Драматические произведения. – М.: Худож. Лит., 1986 – 527с.
- Распутин В. Светоносное имя// «Советская Россия». – 1999. – 3 июня. - №63(11806). – с. 3
- Достоевский Ф.М. Дневник писатель. – СПб.: Лениздат, 2001. – 663 с.
- Бердяев Н.А. Судьба России (Опыт по психологии войны и национальности). – М.: Изд-во Г.А.Лемана и С.И.Сахарова, 1918 – 240с.
- Слово о книге. – М.: «Книга», 1984. – 559 с.
- Бердяев Н.А. Новое средневековье (Размышление о судьбе России и Европы)// Вестник высшей школы. – 1991. - №3. – с. 94 – 108.
- Кожевников В.П. Теория русской культуры. Проблемные лекции. – Н.-Новгород, 1995. – 196с.
- Уничтожение под знаком «эффективности»!/ А.В.Воронцов, Л.А.Майборода, А.И.Субетто, И.Ф.Гончаров, А.М.Богачев, М.М.Лагутин, А.В.Антонов// «Новый Петербург». – 2013. – 4 июля. – 326 (1076). – с. 1
- Субеттопосвящается 220-летию со дня рождения великого
русского поэта и мыслителя А.С.Пушкина)
«Есть знаковые символы русского духа! – Это Александр Невский, Сергий Радонежский, Михайло Ломоносов, Александр Суворов, Федор Ушаков, Александр Пушкин, Лев Толстой, Георгий Жуков, Юрий Гагарин, Сергей Королев! – Напиши их биографии в кратком, лаконично-выпуклом изложении, поставь в центр воспитания в школе, – и новое поколение заговорит с Будущим на русском языке – языке русского духа, да как еще заговорит! – И это будет!»
Автор
- 1 -
Пушкин – идеал русского человека, т.е. идеал русского человека, воплощенный в конкретном русском человеке, каким был Александр Сергеевич и как поэт, и как ученый-мыслитель, и как человек своего времени и своего сословия.
Известный пушкиновед Борис Иванович Бурсов в своем романе-исследовании «Судьба Пушкина» (1985) писал [1, с. 10]:
«Пушкин и как поэт, и как человек не знает себе равных в русской литературе. Уникальная целостность Пушкина – основа превосходства его над всеми другими русскими гениальными художниками. Здесь причина того, что он стал для них мерою самооценок и самоутверждений. Так – от Гоголя и Лермонтова, через Достоевского и Толстого, до Блока, Маяковского, Есенина, Пастернака и Ахматовой».
Он отмечает, что «хотя с Гоголем появилось новое начало в русской литературе, связанное с усилением в ней обнаженного социально-критического пафоса, Гоголь не отменил, не заменил Пушкина. Последующее развитие русской литературы служит великолепным подтверждением тому: Достоевский и Толстой, с какой стороны не подходи к ним, являются преимущественно продолжателями Пушкина, а не Гоголя, хотя Гоголь и имел для них огромное значение» [1, с. 10].
Достоевский и Толстой, Тургенев и Гончаров, Лесков и Чехов, Горький и Маяковский, Есенин и Блок, Шолохов и Леонов, Твардовский и Рубцов – и списку этому нет конца, – продолжатели Пушкина.
Не только пушкинское творчество, всё пушкинские стихи, поэмы, повести, научно-исторические и литературоведческие статьи, заметки, работы являются не менее мощным заявлением русского человековедения и русской философии всему миру человечества о человеке, о его смысле, трагедиях, призвании, творчестве, предназначении, но и сам Пушкин, его жизнь являются не менее мощным таким и русским человековедением, и заявлением об идеале русского человека, и о его смысле жизни, что уже уникально само по себе.
Он выполнял то свое предназначение, которое вложил в глас бога, обращенный к пророку в его стихотворении «Пророк» (1826) [2, с. 385]:
«Восстань, пророк, и виждь, и внемли,
Исполнись волею моей,
И, обходя моря и земли,
Глаголом жги сердца людей».
И Пушкин «жег глаголом» сердца русских людей и делает это до сих пор.
Пушкин был, по Достоевскому, пророком, и все его творческое наследие, как говорил Достоевский, есть пророчество – пророчество, обращенное ко всей русской жизни, ко всему русскому миру, но не только к русскому, но именно вследствие универсальности и всечеловечности его творчества, ко всему миру людей на Земле, ко всем народам и племенам, этносам.
Понимал ли Пушкин значение своего творчества, своей поэзии для русского народа и народов России в целом, а затем и для всего человечества? Понимал.
«Я памятник себе воздвиг нерукотворный,
К нему не зарастет народная тропа,
Вознесся выше он главою непокорной
Александрийского столпа»,
– писал поэт. И далее:
«Слух обо мне пройдет по всей Руси великой,
И назовет меня всяк сущий в ней язык,
И гордый внук славян, и финн, и ныне дикой
Тунгус, и друг степей калмык.
И долг буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал» [2, с. 586].
Знаменательным актом является то, что при жизни Пушкина, в 1834 году, появилась статья Николая Васильевича Гоголя «Несколько слов о Пушкине», в которой он дал такую оценку великому русскому поэту, которая не потеряла своей значимости до наших дней и еще не раз будет будоражить умы всех тех, кто будет обращаться к образу Пушкина, его творчеству и в будущем, как в России, так и в мире.
«При имени Пушкина, – писал Гоголь, – тотчас осеняет мысль о русском национальном поэте. В самом деле, никто из поэтов наших не выше его и не может более назваться национальным; это право решительно принадлежит ему. В нем, как будто в лексиконе, заключалось все богатство, сила и гибкость нашего языка. Он более всех, он далее раздвинул ему границы и более показал все его пространство. Пушкин есть явление чрезвычайное и, может быть, единственное явление русского духа: это русский человек в его развитии. В каком он, может быть, явится через двести лет. В нем русская природа, русская душа, русский язык, русский характер отобразились в такой же чистоте, в такой очищенной красоте, в какой отражается ландшафт на выпуклой поверхности оптического стекла» [1, с. 125, 126 ] (выдел. мною, С.А.).
Пушкин, в определении молодого Гоголя, что значит проницательность гоголевского гения, предстает как идеал русского человека, как русский человек с таким уровнем своего развития, который, возможно, явится в мир через двести лет. А двести гоголевских лет истекает в 2034 году. А что означает, что идеал русского человека, явленный миру в лице Пушкина, есть русский человек в XXI веке. Пришло время его Ренессанса.
Это значит, что в Пушкине в концентрированном виде воплотилась русскость как особое качество человека, качество мироведения и мироотношения, качество словотворчества и словосозидания, особое понимание смысла человеческого бытия, которое и делает русского человека русским, русскую культуру русской культурой, русский народ – именно русским народом, а саму русскость – выражением особой универсальности русского бытия, приобретающей ноосферное измерение.
- 2 -
Пушкин – очень гармоничный человек, для которого гармония, данная нам через восприятие красоты, как в отношении к жизни, к людям, к творчеству, так и в отношении к природе, есть естественное состояние – состояние его души. Эта гармония и предстает в обличье «пушкинской простоты», о которой много написано. Вспоминается высказывание А.М.Горького по отношению к В.И.Ленину – «Прост, как правда».
Пушкинская простота – это ведь и пушкинская правда. По этому поводу Б.Бурсов заметил [1, ч. 129, 130]:
«Роль камня преткновения сыграла здесь простота Пушкина, которую мы пока довольно элементарно понимаем. На деле прост не тот, кто думает, говорит и пишет, как все говорят и пишут, а тот, кто поднимает вопросы, каждому интересные, возводя их в ранг вопросов нашего бытия, однако поддающихся постижению каждого из нас. При постоянном обращении к указанным вопросам Пушкин снова и снова напоминает нам о несовершенстве человеческой природы, значит, и указывает, что в стремлении к лучшим своим целям мы достигаем их лишь в известных пределах. При таком положении в реальном мире гармония его мало сказать в своем идеале относительна, но и осуществляется лишь как вечное преодоление дисгармонии. А если так, то тем более настоятельно стремиться к ней.
Пушкинскую простоту обычно сводят к преодолению сложности; между тем она, скорее всего, представляет собою упорядоченную сложность, иначе сказать гармонию; под гармонией же, видимо, следует подразумевать максимальное проникновение в дисгармонию, что и означает её динамическое отключение. Проще сказать, в гармонии содержится преодоленная, но не отменная дисгармония, что означает вечный вызов ей, вечное столкновение с нею, порождающее конфликты, исход которых заранее никогда не предрешен.
Здесь источник предельный напряженности пушкинского искусства, значит, и пушкинской простоты».
Гармония – это закон бытия любой целостности. Гармония динамична, она развивается, и развивающаяся гармония включает, как момент своего развития дисгармонию, но в рамках тех пределов, которые обозначены гармонией целостности системы. Выход дисгармонии за эти пределы означают уже системное разрушение, системный распад.
Красота – это человеческое восприятие гармонии, заложенное в нас миллионолетиями эволюции жизни на Земле. «Красота – спасет мир» – этот императив Достоевского справедлив потому, что в нем отражен императив закона гармонии.
Пушкинская простота – это и есть пушкинская гармония, которая переходит в пушкинскую красоту – в красоту его поэзии, красоту его поэтических образов, красоту поведения его героев, в невидимую красоту всего пушкинского искусства, которая потом зазвучала гениально в русской классической музыке, расцвела во всей последующей русской культуре – в русской литературе, в русском театре, в русской опере, в русском балете, в русском киноискусстве и т.п.
Превратности человеческой судьбы и гармония не противостоят друг другу, а образуют своеобразное единство, которое поднимает человечность на высоту духа, объединяющего человеческую душу со всем Космосом, всей Вселенной, с Богом.
Пушкин в конце своего поэтического романа «Евгений Онегин» так выразил своё любомудрие по поводу судеб человеческих [3, с. 318]:
«Блажен, кто смолоду был молод,
Блажен, кто вовремя созрел,
Кто постепенно жизни холод
С летами вытерпеть умел;
Кто странным снам не предавался,
Кто черни светской не чуждался,
Кто в двадцать лет был франт иль хват,
А в тридцать выгодно женат;
Кто в пятьдесят освободился
От частных и других долгов,
Кто славы, денег и чинов
Спокойно в очередь добился,
О ком твердили целый век:
N.N. прекрасный человек».
Здесь мы слышим и иронию, и самоиронию, и добрую улыбку великого русского человековеда над суетностью бытия современного ему общества, и одновременно видим глубокое знание человеческой души, потому что он, поэт Александр Сергеевич Пушкин, все это пропустил через себя, все это пережил и осмыслил [3, с. 315, 316]:
«И я, в закон себе вменяя
Страстей единый произвол,
С толпою чувства разделяя,
Я музу резвую привел
На шум пиров и буйных споров,
Грозы полуночных дозоров;
И к ним в безумные пиры
Она несла свои дары
И как вакханочка резвилась,
За чашей пела для гостей,
И молодежь минувших дней
За нею буйно волочилась,
А я гордился меж друзей
Подругой ветреной моей.
Но я отстал от их союза
И вдаль бежал… Она за мной».
- 3 -
Заканчивая свой роман-исследование, Б.Бурсов подчеркнул:
«В судьбе Пушкина, следовательно, судьба всей русской литературы – и на все времена. Потому так незыблемы слова Аполлона Григорьева о том, что Пушкин – это «наше всё» [1, с. 512].
Пушкин так сказал о своем главном предмете творчества – поэзии [1, с. 3]:
«Поэзия бывает исключительно страстию немногих, родившихся поэтами; она объемлет и поглощает все наблюдения, все усилия, все впечатления их жизни…».
О чем это?
О том, что вся пушкинская поэзия – это одновременно и вся русская жизнь, пропущенная поэтом через свою жизнь и в поэзии им гениально раскрытая.
Вот почему Пушкин – это «наше всё», т.е. гениально отраженное русское бытие, охватившее и прошлое (например, «Борис Годунов» или «Капитанская дочка»), и настоящее, т.е. пушкинское время, и будущее, в том числе и то будущее, которое мы, т.е. русские начала XXI века, переживаем как настоящее, в том числе и то будущее, которое будет после нас.
Русский и советский писатель, глубокий русский мыслитель нашего времени, В.Распутин в великолепной статье «Светоносное имя», посвященной 200-летию со дня рождения великого поэта – «солнца русской поэзии», так сказал в 1999 году о нем [4]:
«В 1799 году Россия понесла удивительным Чадом, ставшим затем «солнцем русской поэзии», «нашим всё». И горит-греет с той поры солнце бессрочно, и стоит «наше всё» непоколебимо от горизонта до горизонта, обогащаясь и расширяясь. И не будет ему забвения не только «доколь жив будет хоть один пиит», но и доколе жив будет хоть один русский человек.
Он пронизал своим волшебством каждого из нас, одних больше, других меньше, в зависимости от душевной и сердечной проводимости, даже люди огрубевшие или совсем окаменевшие повторяют как раскаяние его стихи. Он всем что-нибудь дал. Многие живут с его поэзией в сердце как с вечно прекрасными и неувядающими букетами цветов, многие, не найдя в мире чувств ничего более нежного, повторяют его признания в любви, многие его же словами затем утешаются… Вот бьет родник с чисто живой водой без тридцати семи лет два века, не способный иссякнуть… кто-то подойдет и, зачерпнув полной чашей, утолив жажду, мгновенно оживет, а кто-то, как эликсир, принимает по глотку и наращивает, напитывает в себе сладкое чудо быть человеком» (выдел. мною, С.А.).
Пушкин – идеал русского человека. А русский человек – это и есть Человек с большой буквы, который, творя свою историю, творя историю России, как одной из мощнейших цивилизаций в истории, с самым большим хронотопом – «пространством-временем» – бытия, творя русский язык и русскую культуру, творя русский мир, в котором измерения «всечеловечности» и «всемирной отзывчивости» выражают собой пафос его устремленности к утверждению высокодуховного смысла бытия человека, в XXI веке приобретающем ноосферное и космическое содержание, – творит и самого себя.
Пушкин – потому и идеал русского человека, как универсального человека, – некая вершина его развития, что он отразил, сконцентрировав в себе, все то лучшее, что имеется в русском человеке, причем не только актуально (через проявления лучшего в «лучших людях», в определении Достоевского, которых принял за «лучших людей» сам русский народ)), но, что немаловажно, и потенциально.
Следует согласиться с В.Распутиным [4]:
«Скольких привел он (А.С.Пушкин, С.А.) к Отечеству, опалил его сладким дымом, указал на святость вековых камней, наполнил милыми пределами!... Совершенство может все. Сосуд мог иметь и случайные черты, но напиток в нем, отбродив, производил божественное, то есть превосходящее земное, действие, способное на чудеса. Читатель испытывает радость, преображение, возвышение, а автор продолжает парить, царить в своем вдохновенном совершенстве».
Пушкин, если воспользоваться определением Ф.М.Достоевского, есть «пророчество и указание» [5, с. 663] универсально-русское, воплотившее в себе главные ценностные основания и устремления русского космизма.
- 4 -
Пушкин – универсально-русский человек. Но одновременно потому универсально-русский человек, т.е. воплотивший в себе в наиболее выпуклом виде русскость, как свойство русского человека и русского народа, что он есть «корневой человек», понятие которого ввел П.А.Флоренский в переписке с В.И.Вернадским в конце 20-х годов ХХ века.
«Корневой человек» – человек, в котором в концентрированном виде отразились чаяния, мечты, дела, поиски его предков, и который продолжает это Общее Дело всех своих предков, – а значит Общее Дело русского народа. И именно поэтому «корневой человек» не может не быть универсальным человеком, универсальным во всех «измерениях» – духовно-нравственном, интеллектуальном, творческом, социальном, культурном и т.п.
А Пушкин был «корневым человеком». Его род по линии Пушкиных тянется к предку Раче, сподвижнику Александра Невского, и Пушкин это знал и этим гордился [2, с. 493, 494]:
«Мой предок Рача мышцей бранной
Святому Невскому служил;
Его потомство гнев венчанный
Иван IV пощадил.
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин.
…
Под гербовой моей печатью
Я кипу грамот схоронил
И не якшаюсь с новой знатью,
И крови спесь угомонил.
Я грамотей и стихотворец,
Я Пушкин просто, не Мусин,
Я не богач, не царедворец,
Я сам большой…».
Социокультурная универсальность системогенетики Пушкина отлилась, раскрылась, расцвела в творчестве Пушкина. Настоящий Гений всегда универсален и гармоничен. Пушкинский Гений – яркая демонстрация этого положения.
Достоевский в своей речи при открытии памятника А.С.Пушкину в 1881 году говорил о всечеловечности творчества Пушкина, о его всемирной отзывчивости, которая предстает своеобразным камертоном-резонатором на все гениальное, достигнутое творцами других времен и народов.
Н.А.Бердяев в работе «Судьба России», размышляя над «частным и историческим взглядом на жизнь», своеобразно подметил «всемирность», как качество, заложенное в каждом человеке, хотя и часто им не осознаваемое.
«Ребенок может не сознавать своей всемирности, как не осознают этого многие взрослые дети – Петры и Иваны. Но это слабость и узость человеческого сознания, эта выброшенность человека на поверхность не может быть опровержением той великой истины, что каждый человек – всемирный по своей природе и что в нем и для него совершается вся история» [6, c. 207], – писал он.
Пушкинский гений в своем творческом воплощении предстал как всемирный гений, т.е. как гений, наиболее ярко воплотивший в себе эту всемирность русского человека.
«Мысль! Великое слово! Что же составляет величие человека, как не мысль! – восклицает Александр Сергеевич. – Да будет же она свободна, как должен быть свободным человек…» [7, с. 230].
- 5 -
Пушкин, как никто другой, несмотря на ограничения, тяготы, ссылки, которые он пережил, в соответствии с историческим временем, в котором жил, был свободен, свободен для созидания и творения, свободен той внутренней свободой, которая и характеризует любого творца как творца, любого мыслителя как мыслителя!
Русскость, как ценностный геном русского человека, базируется на правде, а правда всегда живет внутренней свободой человека, свободой творчества и свободой мысли, которые встраиваются в космический порядок, в тот метафизический коммунизм мироздания, о котором сказал свое Слово Сергей Николаевич Булгаков в «Философии хозяйства».
В стихотворении «К Чаадаеву» молодой поэт писал [2, с. 194]:
«…Но в нас горит еще желанье,
Под гнетом власти роковой
Нетерпеливою душой
Отчизны внемлем призыванье.
Мы ждем с томлением упованья
Минуты вольности святой,
Как ждет любовник молодой
Минуты верного свиданья.
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим,
Души прекрасные порывы!».
Свобода для Пушкина и служение Отчизне, как для любого настоящего русского человека, едины.
Свободолюбие Пушкина – особенное, оно посвящено Отчизне, России, частью которой он себя чувствовал и историей которой он всегда гордился. Свобода Пушкина – это русская свобода, которая неотделима от соборности, от Общего Дела, от созидания во имя лучшей жизни всего народа.
И в этом контексте Пушкин – русский человек, отрицающий индивидуализм и мещанство западного, европейского, обуржуазившегося человека, точно также, как после него эти качества человека Запада отрицали такие разные русские мыслители и деятели культуры, как А.И.Герцен, М.Е.Салтыков-Щедрин, Ф.М.Достоевский, А.П.Чехов, Н.А.Бердяев, А.М.Горький, В.В.Маяковский, А.А.Зиновьев и другие.
Н.А.Бердяев так вопрошал по этому поводу [8, с. 98]:
«Свобода духа есть неотъемлемое и вечное достижение. Но для чего, во имя чего должно было совершаться освобождение? Этого не знает дух нового времени (мое замечание: дух западного общества как общества Капитала, С.А.). Он не имел или не знал своего ВО ИМЯ. Во имя человека, во имя гуманизма, во имя свободы человека, не может быть сам человек целью человека. Так упираемся мы в совершенную пустоту. Человек лишается всякого содержания, ему не к чему восходить. Свобода человека оказывается формальной и бессодержательной свободой. Индивидуализм есть по существу своему отрицательное исправление. В своем развитии он не может укрепить за человеком никакого содержания. Индивидуализм совсем не онтологичен, он не имеет никакой бытийственной основы. Индивидуализм менее всего укрепляет личность, образ человека» (выдел. мною, С.А.).
В «Онтологии и феноменологии педагогического мастерства» [14] я подчеркнул, что онтология человека – это МЫ-онтология. «Я» личности тем богаче, чем больше в ней «МЫ». Социальность человека, его социально-коллективистское, соборное измерение – фундаментальное основание человеческого бытия.
В этом отношении пушкинская свобода, т.е. свобода в том смысле наполнения, как её понимал великий русский поэт, и есть русская свобода – свобода, наполненная смыслом служения Отчизне, той большой национальной идее («русской идее»), которой определяется смысл истории российской цивилизации и её будущее.
В оде «Вольность» молодой Пушкин ставит вопрос о «вольности» народов, которая бы была выше самовластья благодаря «надежному» закону [1, с. 184, 185]. В природе, в дубравах, в «тиши свободы» [1, с. 195] к нему приходит радость творческого уединения.
Творчество человека и есть истинная внутренняя свобода.
«Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!
В уединенье величавом
Слышнее ваш отрадный глас.
Он гонит лени сон угрюмый,
К трудам рождает жар во мне,
И ваши творческие думы
В душевной зреют глубине» [1, с. 202].
Здесь сам русский поэт и мыслитель предстает таким «оракулом веков».
Русская природа, представители так называемого «света» и представители народа, поэты и монахи, цари и разбойники, цыгане и землепашцы, воины и мыслители, вся портретная галерея и прошлых лет, и в настоящей России, – все это вмещается в писательском творчестве Пушкина и в его исторических исследованиях, переходящих потом в его прозу.
Каждая его строчка насыщена философским раздумьем о жизни и судьбе человека в единении с «землей», с природой:
«Судьба земли повсюду та же:
Где капля блага, там на страже
Уж просвещенье иль тиран» [1, с. 317].
Пушкин – это «наше всё». «Наше всё» – и есть пушкинский универсализм, и есть та правда, к которой постоянно взыскует русский народ на протяжении всей его истории.
- 6 -
Как русский человек, Пушкин стоял на страже духовных, цивилизационных оснований бытия России и остро реагировал на клевету в адрес истории России, в адрес её культуры.
И здесь, отстаивая историческое достоинство русского народа и русского человека, бережно относясь к истории России, он не прощал «клеветников России», вступал в бой за правду русской истории.
В 1831 году появилось известное поэтическое послание «Клеветникам России», в котором он отстаивает историческую правду России [1, с. 499, 500]:
«О чем шумите вы, народные витии?
Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? Волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою,
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.
Уже давно между собою
Враждуют эти племена;
Не раз клонились под грозою
То их, то наша сторона.
Кто устоит в неравном споре:
Кичливый лях иль верный росс?
Славянские ль ручьи сольются в русском море?
Оно ль иссякнет? Вот вопрос.
Оставьте нас: вы не читали
Сии кровавые скрижали;
Вам непонятна, вам чужда
Сия семейная вражда;
Для вас безмолвны Кремль и Прага;
Бессмысленно прельщает вас
Борьбы отчаянной отвага –
И ненавидите вы нас…
За что ж? ответствуйте: за то ли,
Что на развалинах пылающей Москвы
Мы не признали наглой воли
Того, под кем дрожали вы?
За то ль, что в бездну повалили
Мы тяготеющий над царствами кумир
И нашей кровью искупили
Европы вольность, честь мир?
Вы грозны на словах – попробуйте на деле!
Иль старый богатырь, покойный на постеле,
Не в силах завинтить свой измаильский штык?
Иль русского царя уже бессильно слово?
Иль нам с Европой спорить ново?
Иль русский от побед отвык?
Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,
От финских хладных скал до пламенной Колхиды,
От потрясенного Кремля
До стен недвижного Китая,
Стальной щетиною сверкая,
Не встанет русская земля?..
Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов».
Очевидно, рать «клеветников России», одним из примеров которых является «Смердяков», писанный Достоевским, с годами не сокращается. Например, в мае 1991 года известный отечественный русскоязычный философ Мурад Ахундов на советско-американском симпозиуме в Гарварде (США), который был посвящен русской науке, выступил с докладом, в котором пытался доказывать, что первородный грех русских совершен в Х веке, когда была выбрана неправильная ветвь христианства – православная, а затем в XIII веке, когда русские «из идеологических соображений», намекая на победы Александра Невского, отказались подчиниться, якобы (по Ахундову) прогрессивному ливоноскому ордену, который нес «западный образ жизни, перестройку общества на основе немецких законов и установления в деревне цивилизационной земельной ренты» [9, с. 13].
«Клеветники России» – русофобы – не умолкают. Особенно в этом стараются русскоязычные «смердяковы», для которых сама русскость, сам «русский дух» (о котором говорил Александр Пушкин в «Руслане и Людмиле»), сама русская культура чужды, и которые хотели бы переделать цивилизационные основания России и весь русский народ на свой лад – то ли немецко-тевтонский, то ли на французский (как об этом мечтал «Смердяков»), то ли на английский или на американский (как стараются нынешние либералы-реформаторы России, например, авторы упразднения под видом реформ Российской академии наук и в целом – русской науки в этом, 2013-ом, переживаемом нами, году) [10 - 12].
Не оставляют без внимания «клеветники России» – русофобы – и саму фигуру Александра Сергеевича Пушкина, и в целом – русскую культуру и русскую литературу. Например, Аб Мише вынес свои оценки-обвинения в антисемитизме по отношению к Гоголю, Пестелю, Пушкину, Достоевскому, Аксакову. А.Генис обвинил всю русскую культуру в том, что она, попав в капкан истории, осуждена решать уже якобы решенные вопросы (каково самомнение «западника» о решенности вопросов бытия; остается только русским учиться у «Запада» как жить, отказавшись от своей культуры, против чего так пламенно и выступал А.С.Пушкин). Нерусские мыслители – Л.М.Аринштейн, доктор филологии, и поэт А.Мадорский написали к 200-летию со дня рождения Пушкина свои «произведения» «Пушкин. Непричесанная биография» и «Сатанинские зигзаги Пушкина» соответственно, цель которых – опошлить великого русского поэта, вогнать его масштабную фигуру творца и мыслителя в «прокруство ложе» своего «пигмейского» сексуально-озабоченного умозрения и мелкой мещанской души. Л.М.Аринштейн вдруг занялся «африканскими генами» поэта, которые якобы «повинны» в «стремительном физическом и особенно половом созревании».
И.Решетов, который в статье «Поэт и туча», подверг критическому анализу этих двух «пушкиноведов», отмечает, что слово «секс» «в прямой связи с Пушкиным встречается в книге (в книге Л.М.Аринштейна, С.А.) не на одной странице и полностью принадлежит ученому автору. Видимо, с помощью столь ходового ныне слова автор хотел придать книге этакую завлекательную пикантность» [13].
Вся книга Л.М.Аринштейна напичкана ситуациями – «кого Пушкин «активно домогался» (и слово-то какое – «домогался»!, С.А.) и при этом «добился желаемого» (причем утверждение «добился желаемого» построено только на домыслах Аринштейна).
Прав Иван Решетов, давая свою отповедь Аринштейну, защищая честь и достоинство русского поэта, что «благодаря Пушкину смертная женщина обрела бессмертие. Преображенная гением Поэта, она навек останется символом прекраснейшей Женщины, дарующей мужчине высшие радости. Они, поверьте, господин Аринштейн, не в области, доступной к животному, а в области, доступной только Человеку» [13].
Трактуя поэму «Моцарт и Сальери», «пушкиновед» Аринштейн вдруг «увидел» в «Моцарте» – Пушкина, а в «Сальери» – поэта В.А.Жуковского [13].
И опять-таки – домыслы, одни домыслы, в духе смердяковских штудий. Не буду повторять критический анализ И.Решетова, подчеркну его вывод, полностью соглашаясь с ним, в котором дана оценка этим книгам: О чем эти книги А.Мадорского и Л.Аринштейна? – Только не о Пушкине. «Пушкина в них нет. Искать в его «биографии», то, что «находят» в ней мадорские-аринштейны – это значит не знать или забывать гневное обращение к ним самого Пушкина. Я напомню это обращение: «Толпа жадно читает исповеди, записки etc, потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. Он мал, как мы, он мерзок, как мы! Врете подльцы: он и мал, и мерзок – не так, как вы, – иначе». Пушкин негодовал на тех, кому охота видеть гения на судне. Мадорские! Аринштейны! Остановитесь!.. О Пушкине надо судить по его завершенным произведениям. Черновики и наброски – это не для посторонних» [13].
Клеветники Пушкина – это клеветники России, это несущие в себе ненависть (ненавистники!) ко всему русскому, это те, кого мучают во сне «лавры Иуды».
Пушкин – Гений, причем Русский Гений, причем не просто гений, но и Пророк, и Созидатель, который заложил основательные фундаментные камни под все здание русского языка и русской культуры, раскрыл мощь самого явления русскости и соответственно всей российской цивилизации – Руси – России, всей русской истории!
Пушкин – русский человек во всем его величии. Познавая Пушкина, его творчество, мы познаем русского человека! Пушкин – «наше всё», – и этим все сказано!
Литература:
- Бурсов Б. Судьба Пушкина: Роман-исследование. – Л.: Советский писатель, 1985 – 512с.
- Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х т. Том 1. Стихотворения. Сказки. Руслан и Людмила. – М.: Художественная литература, 1985. – 735с.
- Пушкин А.С. Сочинения. В 3-х т. Т.2. Поэмы. Евгений Онегин. Драматические произведения. – М.: Худож. Лит., 1986 – 527с.
- Распутин В. Светоносное имя// «Советская Россия». – 1999. – 3 июня. - №63(11806). – с. 3
- Достоевский Ф.М. Дневник писатель. – СПб.: Лениздат, 2001. – 663 с.
- Бердяев Н.А. Судьба России (Опыт по психологии войны и национальности). – М.: Изд-во Г.А.Лемана и С.И.Сахарова, 1918 – 240с.
- Слово о книге. – М.: «Книга», 1984. – 559 с.
- Бердяев Н.А. Новое средневековье (Размышление о судьбе России и Европы)// Вестник высшей школы. – 1991. - №3. – с. 94 – 108.
- Кожевников В.П. Теория русской культуры. Проблемные лекции. – Н.-Новгород, 1995. – 196с.
- Уничтожение под знаком «эффективности»!/ А.В.Воронцов, Л.А.Майборода, А.И.Субетто, И.Ф.Гончаров, А.М.Богачев, М.М.Лагутин, А.В.Антонов// «Новый Петербург». – 2013. – 4 июля. – 326 (1076). – с. 1
- Субетто А.И. Рыночный геноцид общественного интеллекта России// «Новый Петербург». – 2013. – 4 июля. - №26(1076). – с. 3
- Гордеев А., Шурыгин В. Руки прочь от академии наук// «Завтра». – 2013. – Июль - №37(1024). – с. 3
- Решетов И. Поэт и туча// «Советская Россия». – 1999. – 3 июня. – №63(11806). – с.3, 4
- Субетто А.И. Онтология и феноменология педагогического мастерства. Книга первая. – Тольятти: Изд-во «Развитие через образование», 1999. – 206с.
- Гордеев А., Шурыгин В. Руки прочь от академии наук// «Завтра». – 2013. – Июль - №37(1024). – с. 3
- Решетов И. Поэт и туча// «Советская Россия». – 1999. – 3 июня. – №63(11806). – с.3, 4
- Субетто А.И. Онтология и феноменология педагогического мастерства. Книга первая. – Тольятти: Изд-во «Развитие через образование», 1999. – 206с.
- Гордеев А., Шурыгин В. Руки прочь от академии наук// «Завтра». – 2013. – Июль - №37(1024). – с. 3
- Решетов И. Поэт и туча// «Советская Россия». – 1999. – 3 июня. – №63(11806). – с.3, 4
- Субетто А.И. Онтология и феноменология педагогического мастерства. Книга первая. – Тольятти: Изд-во «Развитие через образование», 1999. – 206с.
1 Статья отражает основное содержание выступления автора на Круглом столе, организованном Петровской академией наук и искусств и посвященном 220-летию со дня рождения А.С.Пушкина. 5 июня 2019 года
