10 ноября в Пушкинском Доме состоялась Международная конференция, посвящённая 100-летию поэта-воина Игоря Николаевича Григорьева, в которой принимали участие члены ПАНИ. Организаторами мероприятия выступили Пушкинский Дом, Фонд памяти И. Г. Григорьева и СПб отделение Союза писателей России.
Вашему вниманию представляется доклад доктора филологических наук, профессора Андреева Анатолия Николаевича (Москва).
Мне уже неоднократно приходилось погружаться в мир поэзии Игоря Николаевича Григорьева. Этот мир поражает и восхищает глубиной смыслов и оригинальностью форм. Это настоящая поэзия. И потому она обладает таким свойством: от смещения ракурса поэтический космос предстает в новом свете, в ином измерении, обнаруживает какие-то скрытые доселе грани. И в этот поэтический (эстетическо-смысловой) калейдоскоп можно смотреть бесконечно.
Предлагаю заглянуть в него сквозь призму академическую и вместе с тем магическую, что ли, не очень хорошо изученную. Сквозь ту призму, где мифы живут вперемешку с истинами, где зарождается энергия идеалов, неизбежно приводящая к укреплению ценностей нашей цивилизации. Где поэзия перестает быть просто поэзией, прирастая чем-то фундаментально важным для нашей национальной жизни. Сквозь призму культурного кода – русского, конечно, культурного кода.
Как я понимаю термин культурный код (код цивилизации)?
Культурный код существует не сам по себе, как некая данность непостижимой природы, он является следствием того, что человек – существо информационное (то есть идеологическое). Это означает, что культурный код также следует трактовать как феномен информационно-идеологический.
Культурный код мы понимаем как формулу отношений человека с миром и самим собой (следовательно, цивилизации – с миром). Культурный код – это своего рода ключ к интерпретации человека и его возможностей (когнитивных и психофизиологических) с помощью определенного типа управления информацией. Естественные науки способствуют развитию и обогащению культурного кода, но не подменяют его.
Скажи мне, на какой культурный код опирается цивилизация, и я скажу, какое будущее ждет эту цивилизацию. Русский культурный код («не в силе Бог, а в Правде») реализует отношение познания; наш код развивается и совершенствуется в рамках сознательного типа управления информацией как культура управления объективно возникающими в процессе познания смыслами, представляющими собой истину (вижу то, что есть, а не то, что хочу видеть).
Русский культурный код является плодом научной культуры.
Западный культурный код («не в правде Бог, а в Силе») реализует отношение приспособления; он совершенствуется в рамках бессознательного типа управления информацией как культура манипуляции смыслами, которые субъективно воспринимаются как истина (вижу не то, что есть, а то, что хочу видеть). Хваленая рациональность (как бы научность) Запада и манипуляция не исключают друг друга; манипуляция как рациональный (интеллектуальный) дискурс – это и есть реализация их культурного кода.
Западный культурный код является плодом психологической культуры, а кажется, что научной.
Не в силе Бог, а в Правде. Наше представление о «Правде» (высшей, устремленной к истине Правде) подразумевает следующее: грубая сила – неправда. Кто верит в справедливость и добро, тот верит в нашу Правду.
Не в правде Бог, а в силе (правда у того, у кого Сила; что скажет сильный мира сего, то и будет считаться правдой). Это принципиально иной мировоззренческий принцип. Западное представление о Правде состоит в том, что Грубая Сила – это и есть единственная «правда».
Кто верит в Силу, тот верит в «правду» Запада, в их успешность.
В результате мы имеем два полярно противоположных кода, которые опираются на два типа управления информацией. В познании решающую роль играет сознание (способное воспринимать мир многомерно), в приспособлении доминирует бессознательное (которое с помощью интеллекта воспринимает мир одномерно).
Наш код направлен на постижение и усвоение истины, «Правды» (не в силе Бог, а в Правде), то есть ориентированного на объективность (многомерность) познания мира. Наша сила в Правде – мы стремимся называть вещи своими именами. Мы так устроены (почему мы так устроены – это отдельный вопрос, генезис культурного кода требует специальных исследований фундаментального характера). Нам важно констатировать: ориентация на Правду, на духовное начало в человеке доказала свою эффективность и стала нашим способом выживания. Нам так комфортно. Нам оказалось выгодно иметь и защищать высшие культурные ценности; отсюда наш культ традиционных ценностей, который, как уже было сказано, разделяют также социоцентрически ориентированные цивилизации.
Западный код подменяет отношение познания приспособлением к невозможности познать человека и мир (что ими воспринимается как аксиома), поэтому развивается как технология подчинять умы, в широком смысле подчинять (подавлять с помощью физической силы, силы воли и интеллекта), доминировать, навязывать свою Картину мира. Не в правде Бог, а в Силе. Им культурные ценности не очень нужны, они мешают доминировать; они являются лишними в пищевой цепочке. Западный социум «заточен» на ценности витальные (не на духовные). Они так устроены (для ответа на вопрос почему также необходим комплекс исследований).
На основе нашего кода у нас возникла и стала развиваться наша Картина мира.
Наша Картина мира оказалась, условно говоря, сократовской, человекоцентричной, христианской – и этому, кстати, нас во многом научила Европа (Древняя Греция), являвшаяся также учителем Запада; но с определенного времени (трудно сказать, с какого – очевидно, еще с довизантийского) западный культурный код стал осознавать себя как нечто противоположное человекоцентричности. Сократ и Иисус Христос перестали быть для Запада авторитетом.
Выбор нашей цивилизацией православия оказался решающим для формирования нашего культурного кода.
Сегодня мы уже знаем: то, что начинается как культ силы, заканчивается культом фашизма. Русская цивилизация (Бог в Правде) оказалась глубоко чуждой фашизму. Западная цивилизация (Бог в Силе) оказалась именно фашистской по сути своей.
Таким образом, мы можем констатировать, что культурный код является информационно-идеологическим по природе своей образованием. Это культурно-исторически сформировавшееся отношение к миру, которое включает в себя и начало духовное и, конечно, нашу особую природную одаренность – эмоциональную чуткость и склонность к особого рода рефлексии, которая оказалась востребована в словесно-художественном творчестве (в меньшей степени в философии, отметим справедливости ради). Сам русский язык, «великий и могучий», возник как результат нашего отношения к миру, которое формировалось, в свою очередь, с помощью языка. Язык формирует отношение, отношение формирует язык. Наш слишком богатый только для философии язык оказался слишком бедным именно для философской специализации.
Но это поправимо. Идеология способна это исправить. А у языка есть мощный потенциал, который способен закрыть все потребности познания.
В культурном коде много интуитивного, поэтому рано или поздно придется его научно расшифровать в формате Картины мира. Точно так же научная философия начинает понимать и оценивать прозрения Сократа, вписывая его в современный контекст. Культурный код – это не культура, не художественная культура, не наука; это до- или пранаучный принцип жизни, нравственно-философская формула отношения к реальности, которая пытается максимально адекватно отражать свойства реальности.
Основная проблема культурного кода – отношение к человеку. Человек для мира или мир для человека? Человек со своими невероятными ресурсами поставлен в центр мироздания или внешние по отношению к человеку силы, контролирующие его ресурсы?
Наделен ли человек свойствами субъекта в мироздании или ему отведена роль объекта манипуляций?
Ключевым в нашем понимании является следующий посыл Иисуса Христа. Иисус сказал: Царство мое не от мира сего (Иоанн 18.36).
Позволим себе трактовать это следующим образом, в актуальном для нас персоноцентрическом ключе. Человек – это единое целое, состоящее из двух противоположных «царств»: сферы духовной (культурной), где царствуют разум и Правда, той сферы, что «не от мира сего», – и сферы телесно-психологической, природной, где Сила выше Правды, той сферы, что «от мира сего», от мира материального.
На что ориентироваться: на концепцию человека духовного («не от мира сего») или человека телесного («от мира сего»)? В нашей терминологии: на личность или индивид?
Если мы принимаем сторону Иисуса Христа, то идем за ним, «в царство разума и Правды», которое подчиняет себе законы природы; если мы принимаем сторону человека бездуховного, ставящего «дух» ниже «плоти» (ниже потребления, как сказали бы сегодня), то мы идем по пути протестантизма, по пути Запада.
«Религией успешности», религией потребительского отношения к жизни стал протестантизм. Запад пошел не за Христом. Запад выбрал не человека, а контроль над ресурсами человека.
Все, что дали человеку философия и Христос, Запад у человека отобрал.
Протестанты все, что «от мира сего», ставят выше того, что «не от мира сего». «Бог любит богатых» (то есть успешных): таково теологическое, моральное и просто бытовое обоснование индивидоцентризма.
Универсальность или, напротив, ущербность культурного кода проявляется с течением исторического времени. Наш код доказал свою научно-культурную состоятельность. Он оказался и универсальным (открытым иным цивилизациям), и уникальным. На его основе оказалось возможно построить перспективную Картину мира, которая, в принципе, устраивает всех и каждого. Приоритет духовного (культурного) начала в человеке над началом докультурным – реальность сегодняшнего времени, нравится это кому-то или нет. С этим приходится считаться всем. Не хлебом единым жив человек, а всем исходящим из Уст Божьих живет человек (Второзаконие 8.3) – это аксиома.
У И. Канта это выражено иначе. Приведем популярную аранжировку категорического императива Канта: «Человек всегда должен быть целью и никогда – средством». Это высший принцип нравственности.
Культурный код еще не Картина мира, но он является тем семантическим облаком-ядром, без которого Картина мира не может появиться. Путем своеобразной кристаллизации культурный код превращается в Картину мира. Культурный код – это Пракартина мира.
В результате идеологического разделения люди получили то, что должны были получить: императив «не в правде Бог, а в Силе; цель (быть сильным) оправдывает средства» – это зерно, из которого вырос фашизм. Западный мир, ориентированный на Силу как на главный ресурс отношения приспособления, закономерно пришел к абсолютизации силы как способа жизнедеятельности. То, что начинается как культ силы, непременно заканчивается как фашизм, – если не встречает сопротивления культа справедливости (правды, истины). Это стало очевидным. Вот почему западный мир с определенного момента перестал скрывать свою фашистскую («дарвинистскую») суть. Фашизм стал для Запада-Иуды венцом творения или концом истории, как кому нравится. Гитлер их икона, что бы они ни говорили. Молятся они на него или стыдливо прячут его, но он их икона.
Запад получил то, что хотел. А мы получили то, чего не очень хотелось, но чего избежать было невозможно: разгорающуюся на наших глазах войну с фашизмом (в том числе идеологическую войну с западной Картиной мира).
Они относятся к войне как к средству достижения тотального господства. «Цель оправдывает средства» означает: война все спишет, ибо победителей не судят. Мы же относимся к войне как к средству устранить установку «цель оправдывает средства».
Получается: кому война – а кому мать родна.
Мы с Западом ведем разные войны, воюя друг против друга. Даже в расхожее выражение на войне как на войне мы вкладываем совершенно разный смысл. Для нас война – неизбежное зло; для них война – мать родна, желательное, любезное зло. Эффективное средство.
Столкнулись две ветви познания мира: гуманистическая (познание ради человека) и антигуманистическая (познание ради познания, умножение силы во имя силы, порабощающей человека). Два начала. Светлое и темное. Отношение познания и отношение приспособления. Божественное и дьявольское. Храм и пещера. Культура и натура. Сознание и психика.
Все, что люди узнали о человеке и хорошего, и плохого, начиная с библейских времен и кончая нынешним моментом в истории, сегодня сошлось в чистом поле в решающей битве.
Иллюзий ни у кого не должно быть. Нам не простят близость к истине. Справедливости. Близость к Богу.
Мы виноваты уж тем, что они неправы.
Русский культурный код, воплотившийся в персоноцентризм, по нашей версии, имеет три источника, три составляющих части (чем смутно напоминает коммунизм, ни на секунду им не являясь; персона = личность, коммуна (от фр. commune) = община, коллектив; почувствуйте разницу).
- Православие (корнями – через Византию – уходящее в Древнюю Грецию; именно так: наша культурная почва – Древняя Греция, а не патриархальная деревня).
- Классическая русская литература. В «Евгении Онегине», по нашему мнению, впервые в мире представлена модель личности, которая стала воплощением персоноцентризма. Кстати, Онегин «бранил Гомера, Феокрита», то есть читал, изучал Гомера, Феокрита. Интересовался литературой и культурой Древней Греции. При этом он мог жить в деревне («Вот наш Онегин – сельский житель»); более того, именно деревенский период стал временем яркого раскрытия его личности. К чему мы это говорим?
Потри русскую патриархальную деревню – найдешь принципы жизни Древней Греции.
- Классическая немецкая философия (Гегель, Кант), корнями также уходящая в Древнюю Грецию.
Как соотносятся с персоноцентрическим кодом традиционные религии (для нас это авраамические религии + буддизм), в частности, православие, где идея личности, свободы личности всегда была в центре внимания?
С нашей точки зрения, Иисус Христос, является идеальной моделью личности, и персоноцентризм без большой натяжки можно назвать светской проекцией православного христианства. Ислам, возможно, более социоцентричен, однако он принципиально совместим с предлагаемой нами Картиной мира. Это главное. Мы все за традиционные ценности, и мы все под традиционными ценностями понимаем любовь, семью, патриотизм, уважение к заветам предков. Если человек исповедует ислам, например, или буддизм, он комфортно чувствует себя в рамках русской цивилизации.
Потому что с нами Бог. Правда. Тем, кто верит в Закон Божий, с нами по пути, а нам – с ними. Мы все так или иначе верим в то, что Закон культуры выше Закона натуры.
С теми, для кого «закон тайга, а медведь хозяин», нам не по пути. Либерализм, неолиберализм и либерал-фашизм – наш общий враг.
Какое отношение описанный нами культурный код имеет к поэзии Игоря Григорьева?
Прямое, самое непосредственное.
В своем первом докладе, посвященном творчеству Григорьева, я, проанализировав книгу избранной лирики «Боль» (С-Пб., «Путь», 1995 г.), пришел к выводу: «Все стихотворения Григорьева о природе и о любви – в конечном счете, о природе человека». Режим доступа https://igor-grigoriev.ru/a_n_andreev_bolen_lirikoy_fenomen_poeticheskogo_mirovospriyatiya_i_grigorieva.html. При этом природу человека поэт понимает в строго нашем, христианско-православном, ключе: Бог в Правде, а не в Силе.
Во втором докладе (Миссия русской литературы в контексте информационного противостояния цивилизаций (на примере творчества Игоря Григорьева) Режим доступа: http://igor-grigoriev.ru/data/2018-sbornik-konferencii-slovo-otechestvo-vera.pdf) я сделал вывод, что все стихи Григорьева о войне – это стихи не «про войну», а про нашу силу духа, про торжество нашей Картины мира.
В предлагаемом докладе мы хотелось совместить два предыдущих тезиса: И.Н. Григорьев воевал за идеалы нашей цивилизации. Сегодня это особенно очевидно. Мы тоже сейчас оказались втянуты в ту войну, на которой воевал Игорь Григорьев. Мы с ним оказываемся в одном строю, становимся однополчанами – если мы разделяем ценности, сделавшие Игоря Григорьева нашим национальным поэтом. Если не разделяем – оказываемся в противоположном окопе. Время такое: имеющий глаза да разглядит это.
Вчитаемся в стихи из книги «Набат. Стихи о Войне и Победе». (С-Пб., «Путь», 1995 https://igor-grigoriev.ru/index.html)
Нет! Я ничего не забыл, хоть и рад бы
О многом, что знаю, не знать.
И жжет мою душу огонь нашей клятвы,
И сердце попробуй унять. (с. 6)
О, как был тёмен тот рассвет,
Когда на русском полустанке
С крестами зарычали танки:
Спасенья нет! Пощады нет!
Я вижу, вижу, как сейчас,
В дымяще-бурую лавину,
Чужого рыжего детину,
Его налитый кровью глаз.
Метались люди, как в бреду,
Рыдало солнце в чёрном небе,
Плясал огонь в созревшем хлебе,
Рубили яблоню в саду... (с. 7)
Может показаться, что перед нами версия «окопной правды». Акцент как бы смещается с исследования природы зла на преодоление страха смерти. С причин война на ее «механику», на способ выживания на войне «маленького человека».
Зачем же «горюнья-память» с беспощадной яркостью и пластикой воспроизводит жуткие сцены войны? Речь о психотравме, с помощью которой раскрываеся бесчеловечная суть войны? Речь идет об осуждении войны?
Нет, речь прежде всего о том, чтобы показать нам ту самую Грубую Силу во всей ее «прелести». Зачем? «Чтоб грех испламенить». Какой грех?
Фашизм как грех, как результат отвергнутого Христа. Апокалиптические сцены – это напоминание всем нам: если фашизм не уничтожить, опять неизбежно «с крестами зарычат танки» (у них только танки с крестами – то есть святой, сакральной у них является Сила), и враги «с налитыми кровью глазами» придут нас убивать. Небо станет чёрным, солнце станет рыдать. Что сегодня и происходит.
Нет, это не окопная правда; это картина битвы цивилизаций. Григорьев исторически точно и достовено зафиксировал процесс приходящего осознания того, что мы столкнулись с монстрами, с инфернальными силами, почитающими Силу выше Бога. Стихотворение «Отступленье», датировано 3 июля 1941 года.
Два дня и три ночи горело,
Ревело, громило, трясло –
И душу, и бренное тело
Ввергало в погибель и зло.
Мочалило сталь на мочало,
Свивало железо узлом,
Погибель победно кричала:
«С дороги, иначе – на слом!»
Бежали без ружей солдаты,
Как тени ползли старики...
После шока и осознания неизбежности столкновения со злом приходит понимание, что победа будет за тем, кто крепче духом. Это уже 25 мая 1943 год. Стихотворение «Поединок». Гестаповец и пленный русский паренек устроили дуэль взглядов. И фриц отвел глаза.
Не спрячешь злого взгляда в пол,
Не скроешь – прячь не прячь:
Ведь ты отвёл, отвёл, отвёл
Свои зрачки, палач. (32)
Вслед за Победой духа пришла Победа военная, цивилизационная. И уже после нее в поэме «Русский урок» будут сформулированы наши коды, наши принципы, наша Картина мира. Это ярко проявляется в концовке поэмы «Русский урок»:
Стокровьем закат пересиля,
Победу над ночью зажгла.
Россия, Россия, Россия,
А если бы кровь изошла?
А если б разверстая бездна
Пронзила заволжский песок?
Тебе-то, вещунья, известно,
Как в Даль твою впился б Восток.
А вдруг бы себя не хватило?
А вдруг бы да сдали крыла? —
Ведь экая смертная сила
Твою непреклонность рвала!
Всю ночь от потёмок до света,
До самого Солнца-светла,
Ужель не боялась ответа,
Себя сожигая дотла?
Ужели надеялась выжить?
Воскреснуть в назначенный срок?
— Бери неотложней и выше:
Дать нелюди Русский Урок!
~ ~ ~
Вдругорядь взгори Хиросима —
И Питер сгорит, и Елец...
Россия, Россия, Россия,
Победы терновый венец. (…)
Нельзя повторить «Дранг нах Остен» —
Клеймёны «паучьим крестом»,
Не те мы теперича ростом
(Хоть люди забыли о том).
Нельзя повторить Нагасаки,
Зане ноне порох не тот.
— Авось перебьёмся без драки...
Нет, люди: «авось» не спасёт!
В чем суть усвоенного Россией Русского урока?
Во-первых, в борьбе со вселенским злом, с теми, кто ставит Силу выше Бога, невозможно ставить целью выживание. Чтобы выжить – придется победить. Для нас существует только один способ выжить: победить.
Во-вторых, победить придется фашизм как феномен – не немцев победить или кого-то еще, а Запад с его англосаксонским ядром, с его культом зла, с его культурным кодом и идеологией.
В-третьих, победить придется прежде всего идеологически – своей Правдой, в которой Бог, своим кодом, в котором Правда. Для этого надо, в частности, хорошие патриотические стихи писать, проводить конференции, посвященные поэтам-патриотам – таким, как Игорь Григорьев.
В-четвертых, никакой «авось» не спасет. «Драка» неизбежна. Все только начинается, нравится это кому-то или нет.
В стихотворении «Удел» («Набат. Стихи о Войне и Победе», 1995) наш код выражен как нравственный императив: превыше всего ставя милосердие, нашу Правду, мы – во имя Правды и жизни на Земле – вынуждены убивать того, кто во имя Силы готов убить нас и уничтожить нашу Правду.
Если мы этого не сделаем, то мы выступим как предатели Христа, как жалкая копия наших врагов – потому что мы еще окажем себя трусами (будем выглядеть даже хуже, чем наши враги).
Или – или.
А я, как мой Пророк, мечту лелеял тоже:
И ворога любить, и милость к падшим звать.
Но... меч в моей руке! Помилуй, правый Боже:
Любовью надо жить и, значит, убивать?
Удивительная современность и актуальность творчества Игоря Григорьева сказывается в том, что его враги – наши враги, его вера – наша вера, его уверенность в Победе – наша уверенность.
В контексте противостояния цивилизаций творчество Игоря Григорьева можно и нужно воспринимать не только как вклад в Победу над фашистской Германией, но и как вклад в нашу грядущую Победу над фашизмом как идеологией «нелюдей».
Андреев Анатолий Николаевич,
доктор филологических наук, профессор,
профессор кафедры педагогики и психологии профессионального
образования ФГБОУ ВО МГУТУ им. К.Г. Разумовского (ПКУ).
Вы можете авторизоваться с помощью социальных сетей: