Правитель губернаторской канцелярии, или Остзейские будни И.А.Крылова
В начале XIX века в Ригу по службе прибыл будущий знаменитый баснописец Иван Андреевич Крылов (1769, 2 (13). 02 – 1844). С октября 1801 до сентября 1803 начинающий литератор служил при прибалтийском генерал-губернаторе князе С.Ф.Голицыне правителем канцелярии. Исполняя служебные обязанности, Крылов хорошо узнал местные порядки. Городской магистрат, в который входили представители богатых немецких купцов и цеховых старост, цеплявшихся за свои привилегии, препятствовал новой администрации ликвидировать средневековые порядки. Вводя русское торговое право, она закономерно вступала в конфликт с магистратом, о чём его бывший председатель Бульмеринг позднее писал в газете «Рижский вестник»: «Князь сам, а чаще его канцелярия, вмешивались в дела магистрата и не скупились на гневные слова». Канцелярию же возглавлял И.А.Крылов.
Молодому правителю канцелярии приходилось разбирать и ежедневные жалобы, ходатайства и рескрипты. Пометы на многих документах, хранящихся в архиве генерал-губернаторской канцелярии, сделаны и его рукой.
Живя в Риге, Крылов стал негативно относиться к высокомерию и жестокости немецких баронов, угнетающих латышских крестьян. Ему претили и педантичная аккуратность, скопидомство и пресмыкательство рижских обывателей-бюргеров перед властью, титулом, богатством. Вместе с тем Крылов немало времени уделял самообразованию – много читал, изучал немецкий язык (в Ригу поступало много немецких книг, в особенности его увлекла поэзия Ф.Шиллера), интересовался музыкой и театром.
Молодому литератору нравилась старая, средневековая Рига и он любил побродить по её тихим узким улицам. Интересовался и народными обычаями, фольклором.
В семье Голицыных Крылова весьма раздражал домашний учитель Хеккель, бывший советник некоего немецкого герцога, кичившийся своей прежней службой. Вероятно, возникли у него и конфликты с чиновниками губернаторской канцелярии (кстати, несколько ранее в письмах из Сибири сосланный Екатериной II А.Н.Радищев метко сравнивал характеры сибирских «начальников» с психологией остзейцев, отмечая их умение мстить кляузой, ябедой; «те, кто разыгрывают господ в сем диком крае, в другом месте почитались бы отбросами общества. На меня ополчились и начинают с того, что хотят меня унизить». «Другое примечательное свойство – страсть прихвастнуть, преувеличить всё, что бы он ни делал, будь то даже сущий пустяк. Не в природе ли вещей, что всякий охотник – враль? То свойство, которое, как сказывают, было присуще курляндским дворянам»).
В одном ряду с немецким просветителем, критиком засилья баронов в крае Гарлибом Меркелем (часть его обличительной запрещённой книги «Латыши, особливо в исходе философского столетия» перевел декабрист, автор ливонских романов А.А.Бестужев-Марлинский) стояли русские гуманисты – А.Н.Радищев, Г.Р.Державин, И.А.Крылов, позднее Ю.Ф.Самарин и А.И.Герцен… Не случайно оппозиция «остзейской партии» возникает ещё до Отечественной войны 1812 года.
Существует мнение, что Крылов в 1802 году поневоле был вынужден отойти от дел, предавшись исключительно литературным занятиям (бесспорно, он, подобно Державину, чересчур «ревностно служил», чем вызвал недовольство «немецкой партии» в Риге и своего покровителя С.Ф.Голицына, подпавшего, очевидно, под некоторое влияние опытного интригана, наушника, бывшего советника Хеккеля и ряда немецких чиновников). Полагают, что в Риге Крыловым были закончены комедии «Подщипа» («Трумф») и «Пирог», написаны первые басни (возможно, переводы из Лафонтена).
Неопубликованные ранее страницы воспоминаний об И.А.Крылове дошли до нас в дневнике В.А.Олениной – дочери президента Академии художеств, директора Публичной библиотеки (где, кстати, позднее работал библиотекарем Крылов), известной красавицы своего времени. В доме Олениных бывали Пушкин, Батюшков, Жуковский, Гнедич, Державин, М.Ю.Виельгорский, Самарин (о них идёт речь в моей книге «Ливонские я проезжал поля…» Русские писатели в Риге, Митаве, Динабурге и других городах Остзейского края (16 в. – 1-я пол. 19 в.)» (Рига, 1990). Многие из них увлекались В.А.Олениной, посвящали ей стихи.
«Когда князя Голицына назначили генерал-губернатором в Ригу, он получил место секретаря, – пишет современница баснописца, – и тут начались его оригинальности… Оригинальности, им самим мне рассказанные, были так наивны, что даже с некоторым негодованием на себя рассказывал…
Он был чрезвычайно скромен и стыдлив, до конца жизни можно было заставить его краснеть. Ненавидел непристойных женщин. От души уважал женщин с хорошими правилами и скромными и любил женское общество. Несравненно выше ставил женщин в сравнении мужчин касательно добродетели» (Дневник В.А.Олениной. Фонд Олениных, № 877. ГПБ/НРБ). В сноске, видимо, думая об отношении баснописца к поведению и нравам некоторой части женского общества в Риге, Оленина добавляет: «Об Риге уже и тогда не имел хорошего мнения». И в то же время, будучи однолюбом, и в Риге Крылов вспоминал свою Анюту, которой ранее посвятил ряд лирических стихотворений.
О «наивных оригинальностях» поэта сообщается и более подробно:
«В Риге имел не совсем милые привычки (был ленив) во время жаров спать в постели без рубашки. Откланялся князю и всему обществу и пошёл спать (вечером), уходя говорил: «Это чтоб заниматься делами», а вместо занятий тотчас разделся догола и крепко заснул. Кто-то давно о том шепнул на ухо князю. Вдруг бегут будить Крылова, говоря: «Князь идёт». Он спросонья, испугавшись, вскочил, забывши о своём туалете, вскочил и прямо к своей конторке, весь заспанной, сидит и пишет. Входит князь и говорит: «Ай да Крылов! Вот люблю, всегда на своём месте и аккуратно исполняет свою службу. Только где же ты, братец, заказал себе такой славный костюм?» Тут уж пришлось бедному сильно просить прощения у князя, который после, рассказывая, хохотал до слёз и спрашивал иногда Крылова, придерживается ли он всё к своему старому костюму».
Имеется в рукописи также иной финал, юмористический апофеоз курьёзной ситуации в обители секретаря «в жары» в Рижском замке: «Князь, увидя его, не мог удержаться от смеху и сказал: «Вот, люблю Крылова, вечно за своим делом, жаль только слишком легко одет».
«А нехорошо, фавориточка, – говаривал Иван Андреевич Олениной, – это означало, что я уже слишком любил поблажить своим вкусам, с обществом этого себе нельзя позволять, слышите вы?» Ниже мемуаристка отмечает, что в дни службы секретарём князя Голицына в Риге «Крылов… ужасно смеялся и не терпел тамошних немцев, а разгул женского пола тамошнего не выносил…» (Эту же особенность рижских прелестниц несколько лет спустя описывал в сатирических стихах К.Батюшков: «Счастливые места, где нравиться искусство //Не нужно для мужей, //Сидящих с трубками вкруг угольных огней //За сыром выписным, за гамбургским журналом, //Меж тем как жены их, смеясь под опахалом, //»Люблю, люблю тебя!» – пришельцу говорят //И руку жмут ему коварными перстами!»).
Можно заключить, что оппозиционное настроение в отношении «немецкой партии» в столице Лифляндии у Крылова было обусловлено теми же причинами, которые позднее побудили взяться за перо Ю.Ф.Самарина, автора «Писем из Риги», критика застарелых остзейских привилегий, защитника прав русских и латышских жителей и работников…
Записки же В.А.Олениной в значительной мере способствуют воссозданию обаятельного образа И.А.Крылова – литератора и человека, в том числе помогают осознать отношения поэта с бюргерской, полуфеодальной Ригой – городом средневековых цехов и привилегий.
Летом в жару далеко ещё не «дедушка Крылов», но склонный к полноте секретарь князя, очевидно, ходил на реку купаться – до полноводной и судоходной Двины от стен замка было рукой подать: «Плавал отлично, особенно умел лежать на воде».
Безусловно, был своим человеком Иван Андреевич и в немецком клубе “Muβe” («Досуг»; в том же здании на Kenigstrasse, Королевской улице находился немецкий театр, позднее Зал Вагнера), где игрывал в карты. Известен исторический анекдот о том, что, встретив однажды плачущего сослуживца, Крылов участливо спросил его о причине слёз. Узнав, что молодой семье с ребёнком не хватает денег, он попросил чиновника ждать его на том же месте, занял у кого-то купюру и скрылся из виду; вскоре сердобольный Крылов вернулся с пёстрой охапкой купюр – и весь выигрыш передал молодому мужу и отцу, а взятое в долг вернул обладателю. Всем было ясно, что Крылову необыкновенно везло в игре в немецком клубе…
Темы карточной игры касается и Оленина: «Приехавши в Петербург, к несчастью, получил страсть к игре и не столько в игре, как желание скорее обогатиться и сделаться независимым. Увы, его квартира сделалась собранием игроков. Играя хорошо, он много выиграл, но признавался мне, что он только тогда успокоился, когда у него почти всё отыграли, и тогда он себе поклялся всё бросить и играть только для препровождения времени в клубе».
Сказанное, впрочем, относится не только к баснописцу, но и к значительной части литераторов Золотого и Серебряного века русской литературы (вернувшаяся из Парижа И.В.Одоевцева рассказывала мне в 1988 году в Петербурге, что её муж, поэт Георгий Иванов и его друг, литкритик Георгий Адамович ездили играть в Монте-Карло и просили её сидеть поблизости, так как она приносит удачу; когда оба азартных профана проигрались, она, делая маленькие ставки, успешно вернула почти всю «спущенную» ими сумму; играл в Монте-Карло и Ф.И.Шаляпин, надо сказать, по этой же схеме: взяв крупный куш, в азарте проигрался в пух и прах – прямо-таки тема для очерка «Как играли русские в Монте-Карло»).
Современница Крылов, однако, отмечает, что последний «мать и брата своего содержал, до конца их жизни, но скрытно». К сожалению, в дни пребывания в Риге Иван Андреевич не вёл дневника, а его письма к младшему брату Льву (Лёвушке), служившему офицером, видимо, не сохранились.
Впервые же посетить Ригу поэт мог ещё в 1793 году (его друг, издатель А.А.Клушин, женился в Ревеле, где провёл несколько лет; ходили слухи, что и Крылов собирается за границу). Мог быть Крылов и среди лиц, сопровождавших князя Голицына 21 ноября 1796 года, когда тот, будучи командиром корпуса инфантерии, расквартированного в Литве, проездом из Санкт-Петербурга, прибыл в Ригу (мемуаристы утверждают, что в 1796 году Крылов повсюду следовал за своим покровителем, князем С.Ф.Голицыным).
Отмечу, что портрет русского баснописца в изящной рамке находился в Рижском замке в апартаментах президента ЛР Вайры Вике-Фрейберги, кстати, изучавшей русский язык и научно понимавшей интеграцию латвийского общества как творческое сотрудничество основной нации и проживающих в Латвии национальных меньшинств, но отнюдь не как жёсткий радикальный перевод образования во всех школах нацменьшинств на единый госязык. Русский язык президенту, полиглоту и фольклористу, ранее жившей в Канаде, преподавал писатель Р.Добровенский, автор романов о композиторе А.П.Бородине, Райнисе и др., вероятно, он и поведал своей «ученице» о пребывании Крылова в Рижском замке, защите им и другими русскими писателями-демократами латышских крестьян.
Все мои профессора в ЛУ, старые рижане, до войны учились в Русской (правительственной) гимназии, действовало и множество частных русских, еврейских, немецких, польских гимназий, средних и основных школ, а президент К.Ульманис к русским жителям Двинска (Даугавпилса), к учащимся меньшинственных школ обращался и на русском языке, как и поэт, переводчик пушкинской трагедии «Борис Годунов», министр образования Я.Райнис и многие другие. На днях прочёл в СМИ, что в Европарламенте наконец-то признали политику ЛР по вопросу о языке обучения неадекватной, не соответствующей конвенциям ЕС. Необходимо вернуть билингвальное образование в школах и обучение на родном языке в частных учебных заведениях нацменьшинств, за что не один год в СМИ, в том числе многочисленных радиопередачах ратовали все члены Латвийского отделения им. В.С.Пикуля, искренне возмущаясь грубейшими попытками преследования и удушения русского языка в учебных заведениях, даже в частном вузе – Балтийской Международной академии (БМА), где, к слову, имеется аудитория им. В.С.Пикуля с небольшой, но высокохудожественно оформленной выставкой, а фасад вуза украшает барельефный портрет В.Высоцкого (работа известного латышского скульптора Я.Струпулиса), много лет тому назад выступавшего здесь в клубе РКИИГА (института инженеров гражданской авиации).
Сергей Журавлёв,
академик, профессор, член Союза писателей Латвии,
руководитель Латвийского отделения им. В.С.Пикуля,
лауреат Некрасовской премии ПАНИ
ИЗ ПОЭТИЧЕСКОГО ДНЕВНИКА: Русский след в Латвии
Прогулки по Риге
Бастионной горки склоны. Городской рябой канал.
Арсенал. И парк зелёный там, где был насыпан вал…
Все валы давно уж срыты. Век минул – и вид иной
над истаявшим, забытым, над легендою седой.
У дворца Петра, где ели у конюшни стали в ряд,
мчат мгновения без цели, и как листья, дни летят.
Тихо дремлет Рижский замок. На соборах бьют часы.
В нише статуя босая держит мокрые часы.
Тень дрожит на циферблатах. Здесь под цоканье подков
Карамзин гулял когда-то, переулком брёл Крылов…
И к суровой цитадели, одинока и светла,
в буре чувств, под плач метели Анна Керн печально шла.
Мил и дорог старый город, где в «Hotel de Petersbourg»
жил потомок крестоносцев – знатный русский драматург…
Здесь к Эмилии любезной в мыслях Батюшков приник,
избежав смертельной бездны, где стихают стон и крик.
В узком городе нерусском, где купец ковал металл,
вновь в немецком клубе «Мусе» друг Светланы пребывал.
Отъезжая, мыслил Тютчев про ливонские поля.
Думал Герцен здесь, чем лучше всё же – русская земля…
Город славный, город гордый, город лавок и цехов,
где царил Ливонский орден и епископ клял врагов…
Этот город был и ворог, и соратник был порой.
Всем теперь навек он дорог красотой своей седой.
Город кирх разноплеменных, как и встарь, многоязык.
Несмотря на перемены, – тот же дух и тот же лик…
***
Здесь были когда-то болота – пески, глинозёмы да торф,
и утки садились пролётом на месте das Russische Dorf…
XIII век измененья в ландшафт заунывный привнёс –
и город здесь, как за мгновенье, отстроился и подрос…
Где правил угольник и циркуль – там встали на месте болот
строения – Dom, Peterskirche, дома у Песочных ворот.
Давно уже Рига огромна – уходит к заливу простор;
но всё ж – вдоль Двины – старомодна
и в чём-то – das Russische Dorf.
Германский, латышский и русский –
все боги соседствуют здесь,
и в улочках древних и узких дыханье Ливонии есть…
Здесь дух старины неотступен: на Русском подворье метёт
позёмка, как прежде, и стужа дежурит у Шведских ворот…
* das Russische Dorf (в нижненемeцком Dorp) – русская слобода, деревня.
Там же, близ нынешнего здания Сейма, находились der Rusche Strat –
Русская улица (ныне ул. Алдару, нелепая переделка более позднего
немецкого топонима Alarmstrasse (Тревожная улица). Примерна на месте
Пороховой башни находилась православная церковь св. Николая с погостом,
священники прибывали водным путем, по Двине, через десятка два порогов,
из Полоцкого монастыря. В шведское время иконы были вывезены в Сток-
гольм, где поныне хранятся в шведской Королевской библиотеке (прим. авт.).
Струги на Двине
I
Омуты, пороги, струи – из варяг во греки путь.
По Двине несутся струги, подставляя ветру грудь…
А на стругах полочане, песня издали слышна.
Плещет, как о щит мечами, в лодки двинская волна.
Птицы сиплые, встречайте островки чужой земли.
И садятся с криком чайки на малютки корабли.
Не страшны им мореходы из земель друзей-славян,
чьи ладьи не быстроходны, но стрелой летят в туман.
Вьются птицы над двускатной крышей, зная, где товар.
В небе, кашляя надсадно, затевают свой базар.
Гости русские на Готланд мимо Риги держат путь.
Днище струга не размокло – доберутся как-нибудь…
Поменяют всё успешно, зная правила игры.
Повезут на Русь неспешно все заморские дары.
И под небом синим-синим, как лазури торжество,
кто-то чайкам пищу кинет от достатка своего.
II
Но однажды к ночи галки раскричались, как к войне.
Чайки – хриплые гадалки – приумолкли на волне…
Не вернулись с моря струги, в даль унесшие гостей.
Ели – сумерек подруги – стали двинских вод мрачней.
Чайки вдруг заколготали и от рижских берегов
улетели к устью – в дали – как на поиски купцов…
Только зря метались птицы, в криках страх тая и злость.
Славных стругов вереницу отыскать не удалось.
Лишь зарницы всё сверкали, устрашая христиан,
тех, что в море пребывали, погубители славян…
А наутро, чуть светало, вдруг явился чайкам струг.
И на дне его лежало тело мёртвое – их друг…
На щеке его блестела одинокая слеза…
И на гостя чайка села, чтоб закрыть его глаза.
Долго-долго птичья стая, над ладьёй в точке крича,
проклинала отблеск стали иноземного меча…
***
А добро тех православных разгрузили утром вмиг
в Риге – пристани преславной – под чужой гортанный крик.
Но скользили тенью струги, подставляя ветру грудь;
серебром светилось струи, продолжая в Лету путь...
* При чтении «Ливонской хроники» Генриха Латыша.
Старая открытка
Всё так же согнуты атланты. Как встарь – трамвая колея.
Но только новые таланты играют в сценах бытия.
Театра Русского подмостки почти забыли нашу речь.*
И всё же дом на перекрёстке нельзя от памяти отсечь.
Читаю: «Russisches Theater» над крышей зданья в небесах.
Старинный дом – давно гросс-фатер.
Наш век – в часах, во всех чертах.
Сюда ходили наши деды, эстонцы, немцы, латыши,
ведя степенные беседы, смеясь иль плача от души.
Герб Риги вечно на фронтоне – и нечто милое во всём,
в окошках, нишах и вазонах, как бы в именье родовом...
Как будто именем забытым мы окликаем этот дом,
запечатлённый на открытках в роскошном облике своём.
И надпись «Russisches Theater» опять слегка наводит грусть,
с гимназией m-me Беатер рифмуясь точно... Ну и пусть!
* После «тёмных годов» (1915 – 1918), в советский период в 1919 г.
в здании II городского (русского) театра на бывшей Николаевской улице
(ныне ул. К.Валдемара) работал Рабочий театр, после ухода частей
Красной Армии из Риги (22 мая) поныне находится Национальный театр.
В начале ХХ в. в вестибюле внимание публики привлекал памятник поэта
А.С.Пушкина (в источниках встречается и наименование: Русский театр
им. Пушкина; после Первой мировой войны судьба памятника – творения
академика Опекушина неизвестна). Однако на фасаде сохранились
барельефные портреты Пушкина, Гёте, Шиллера, со стороны канала
на здании видна мемориальная доска с именем М.Горького, чьи пьесы
часто ставились в начале века, в канун народной революции 1905 – 07 гг.
ИЗ ЮМОРА, ИРОНИИ, САТИРЫ
***
Страна очень плохо живёт, если поэтов – на эшафот,
аморально – на гильотину, чтоб стихи упали в корзину,
агонизируя, кровоточа… Не поможет помощь врача!
Если поэзию истребляют, лишь политику насаждают –
хамски сея милитаризм, торжествует ИХ эгоизм!..
Русскую литературу изгнали, портреты поэтов – изъяли,
учебников, хрестоматий нет. Загнан в угол, за шкаф поэт.
В классах стихи не звучат, не вдохновляют и не смешат…
страна очень плохо живёт – поэтов в школе никто не ждёт!
От информатики в горле сухо. Нынче школа – погибель духа!..
Язык вражды
30 лет прошло… А каковы потери!.. И насколько минимальна критика…
…Вопли, русофобская истерика. Правит антирусская политика…
И язык вражды звучит по радио, в СМИ, как будто злобный гном лопочет.
Нет бы – достиженьями порадовать. «Русские идут!» кряхтя, бормочет.
Вновь в эфире русофоб старается, пыжится раздуть мордасти-страсти,
будто чёрный ворон ковыряется в новостях, чтоб выклевать напасти!..
«Русским, – всё трындит, – запрещено по-русски
разговаривать на переменах в школе.
Для учащихся теперь регламент узкий!..
И «болеть» нельзя по-русски на футболе!»
Трудно разобраться в предписаниях.
Где – рык Министерства? Где полиция?
Едут мужики – телеги ли иль сани – едут молча. Антирусская политика…
Будто 41-й год вернулся в Латвию. Бред в разгаре. Русофобская истерика.
Все в долгу как будто неоплатном…
А родное, всё родное – лишь несёт потери!
5 февраля 2024 г.
* Уже даже Совет по электронным СМИ в этическом аспекте осудил «язык вражды»
как сеющий рознь в общественном пространстве, унижающий и оскорбляющий
граждан и жителей ЛР нетитульной национальности. Особенно отличился некий
автор в газете «Лауку Авизе» («Сельской газете») П., обхамивший нацменьшинства
Латвии с использованием сугубо нацистского выражения «свиньи» и производных
от его корня (ранее так веками выражались немецкие господа Остзейского края).
Радикально-дебильный вывод П. достоин его узколобости: те школы, которые не
готовы к обучению на госязыке, поголовно закрыть. Однако П. вскоре получил
резкую отповедь и на Латвийском радио-4. Жаль, что не 5 лет условно и штраф.
А вот если бы кто-то в таком духе выразился о ярых русофобах, то у него были
бы немалые неприятности. Даже Фейсбук отключил бы на 30 суток или часов!..
С юмором, дамы и господа, только с юмором Гоголя, Крылова, Щедрина, Чехова!
Сергей Журавлёв,
академик, профессор, член Союза писателей Латвии,
руководитель Латвийского отделения им. В.С.Пикуля,
лауреат Некрасовской премии ПАНИ,
Международных конкурсов публицистики и поэзии,
кавалер медалей Пушкина, Л.Толстого, Шаляпина, Пикуля,
Международного союза музыкальных деятелей –
Фонда академика И.К.Архиповой и др. наград
Вы можете авторизоваться с помощью социальных сетей: