От редакции ПАНИ: данная публикация Бориса Петровича Захарчени (1928-2005 гг.), известного ленинградского ученого-физика, академика РАН, лауреата Ленинской и Государственной премии СССР, была опубликована в журнале «Аврора» № 5, май 1996 года (главный редактор Эдуард Шевелев) более четверти века назад. Редакция «Вестника ПАНИ» посвящает эти дружеские и профессиональные воспоминания к 95-летию со дня рождения выдающегося советского, российского Ученого и Гражданина, ленинградца – петербуржца, академика АН СССР, РАН, лауреата Международной Нобелевской премии по физике, лауреата Ленинской премии, Государственных премий СССР и РФ, полного кавалера ордена «За заслуги перед Отечеством» и ордена Ленина Жореса Ивановича Алферова (1930- 2019 гг.).
В благодарной памяти с нами навсегда останется его многолетняя поддержка деятельности межрегиональной общественной организации Российско – Белорусского Братства в 90-х годах ХХ века по созданию Союзного Государства, кандидатов Петровской Академии наук и искусств на выборах в органы государственной власти РФ. С Жоресом Ивановичем встречался и беседовал по вопросам общественно-научной деятельности Президент ПАНИ Алексей Васильевич Воронцов. Коллектив ПАНИ хранит память о большом Ученом, Организаторе науки и Общественном деятеле Современности.
Предложение рассказать о моем старом друге Жоресе Алферове оказалось для меня чем-то вроде неожиданного вызова для произнесения тоста-экспромта.
Как всегда в таких случаях, взгляд мой блуждал по многочисленным книжным полкам и остановился на объемистой монографии Арнольда Шоу «Синатра», изданной в США в 1968 году, когда Фрэнку Синатре было пятьдесят три года. Я подумал: «А чем наш Жорес Алферов из Витебска хуже ихнего Синатры из Хобокена ?» У Фрэнка – куча «Оскаров», четыре или пять. Научных «Оскаров» хватает и у Жореса: медаль Баллантайна института Франклина в США, которую называют малой Нобелевской премией (Нобелевская премия присуждена в 2000 году после публикации в журнале «Аврора» – прим. ред. ПАНИ), Ленинская премия, Хьюлет-Паккардовская премия Европейского Физического общества, медаль Велькера, премия Карпинского, учрежденная в ФРГ. Он действительный член (академик) Российской академии наук (РАН), иностранный член Национальной инженерной академии и Академии наук США, член многих других зарубежных академий, председатель Президиума Санкт-Петербургского научного центра Академии наук, вице-президент РАН и, наконец, директор знаменитого «Физтеха» - Физико-технического института им. А.Ф. Иоффе. Депутат Государственной Думы РФ.
С детства Жорес был приучен к выступлениям перед широкой аудиторией. Помню его рассказы о шумном успехе, который он снискал, читая чуть ли не в дошкольном возрасте с эстрады рассказ М. Зощенко «Аристократка» : «Я, братцы мои, не люблю баб, которые в шляпках. Ежеле баба в шляпке, ежеле чулочки на ней фильдекосовые…». Кто знает, может быть, этот ранний контакт с аудиторией развил в Жоресе ораторский талант и актерскую «выходку» ? Недаром американцы любят приглашать его в качестве «Guest sheaker» (приглашенного оратора или ученого томады), который во время торжественного обеда должен не просто сделать яркое научное сообщение, но блеснуть юмором и артистизмом.
Сравнение с Фрэнком Синатрой - шутка, но лишь отчасти. Различие между большим артистом и большим ученым, конечно, в том, что первый понятен и близок широчайшему кругу людей, перед которыми он может самовыразиться на понятном почти каждому языке чарующего голоса, музыки или танца. Ученый же, каких бы невероятных высот он ни достигал, остается понятен довольно узкому кругу специалистов. Его наука, особенно современная физика, заслонена, зашифрована сложными понятиями квантовой механики, квантовой электродинамики и многими физическими моделями, к которым нужно скорее привыкнуть, чем понять их до конца.
Как и в жизни, в науке часто бывает так, что смотрят тысячи, а видит один. Но даже имя такого человека – имя первооткрывателя – провидца – часто забывается, поскольку высказанная им идея или выдающееся открытие проходит через тысячи рук, пока не становится достоянием человечества.
Часто вспоминаю, как невероятно душным летом 1990 года, прогуливаясь вдоль Темзы, я заметил неподалеку от знаменитого моста Ватерлоо небольшую элегантную статую Фарадея, на пьедестале которой была надпись, объясняющая, что это – тот самый Майкл Фарадей, который открыл электромагнитную индукцию. Мэрилин Монро или Чарли Чаплина в лицо узнают, пожалуй, все. А вот лик человека, который подарил нам электротехнику и электроэнергию знают лишь немногие. Очень повезло сэру Исааку Ньютону, Альберту Эйнштейну, Дмитрию Менделееву – их опознают многие. Великого Карла Фридриха Гаусса большинство знает только по десятимарковой немецкой банкноте, а Энрико Ферми или Макса Планка «с хода» узнают лишь в их родных странах.
Научный взлет или прорыв, это событие, начинается с идеи, которая либо быстро реализуется, либо погибает, в зависимости от многих обстоятельств и черт характера носителя этой идеи. Создание Жоресом Алферовым первого лазера на полупроводниках с гетеропереходом – прекрасное подтверждение сказанному, но об этом несколько позже.
Не вдаваясь в подробности (популяризация науки - дело тяжелое и весьма условное), напомню лишь, что знаменитый полупроводниковый транзистор был создан в 1948 году американскими физиками Джоном Бардиным, Уолтером Браттейном и Уильямом Брэдфордом Шокли. Это научное событие знаменовало начало новой эпохи. Миниатюрные, а затем и микроэлектронные приборы, создаваемые в основном на кристаллическом кремнии, буквально смели электровакуумные лампы, уменьшив в сотни и тысячи раз устройства этой отрасли. Достаточно вспомнить старые ЭВМ, занимавшие огромные помещения, - и их современный эквивалент «Note-book» - компьютер, напоминающий маленький «атташе-кейс», или «дипломат», как его чаще называют у нас.
Большинство приборов такого рода основано на использовании электронных процессов в р-n переходе, образуемом частями одного и того же полупроводника, но с разным типом проводимости. В одну часть введена примесь, создающая электронную проводимость (n-тип), а в другую - примесь, создающая проводимость, осуществляемую «положительными дырками» (р-тип). Поскольку отличается лишь тип проводимости, а вещество одно, n-р переход можно назвать гомопереходом.
Давно существовала идея создания гетероперехода, когда в контакте находятся два разных по своему химическому составу полупроводника, с разной шириной так называемых «запрещенных зон», разделяющих в кристаллах энергетические зоны, по которым осуществляется проводимость. Реализация этой идеи открывала возможности создания новых более эффективных приборов для электроники и еще большего уменьшения устройств буквально до атомных масштабов. Такой контакт не может быть просто механическим. Он должен быть - выражусь так – более интимным, что достигается с помощью эпитаксиального выращивания кристаллических структур, когда один монокристалл (кристаллическая пленка) выращивается на поверхности другого. «Taxis» означает по-гречески «расположение», «посадку» (не отсюда ли привычное для нас слово «такси»? Методы эпитаксиального роста кристаллов в наше время чрезвычайно разнообразны и достигли совершенства. Это и есть те самые «высокие технологии» , которые обеспечивают существование не только богатых электронных фирм, но и безбедное существование целых стран.
Жорес Иванович Алферов приехал в Ленинград молодым и красивым юношей в 1947 году. Золотая медаль, полученная им в Минской школе, открывала ему возможность поступления в институт без экзаменационных усилий. Был выбран Ленинградский электротехнический институт (ЛЭТИ) им. В.И. Ульянова (Ленина), ныне Санкт-петербургский государственный электротехнический университет.
В те времена, когда Жорес и я были студентами (я – студентом физфака Университета), ЛЭТИ славился своей баскетбольной командой, выступавшей среди команд, разыгрывавших первенство СССР. Это был уникальный для нашей страны случай. Многие студенты, игроки этой команды, были нашими кумирами.
Славился институт своей эстрадной самодеятельной постановкой «Весна в ЛЭТИ», давшей советской эстраде таких мастеров как Александр Колкер, Михаил Гиндин, Генрих Рябкин, Мария Пахоменко и Ким Рыжов.
Фундамент науки в ЛЭТИ был заложен такими «китами» радио- и электротехники, как Александр Попов, Генрих Графтио, Аксель Берг, Михаил Шателен. До сих пор помню замечательные истории Александра Алексеева о заграничных приключениях Мишки Штепселя – так озорные студенты прозвали своего учителя профессора Шателена. Вслед за этими колоссами появилась новая научная поросль с такими знаменитыми фигурами как профессора Николай Богородицкий, Валентин Вологдин. Борис Козырев. Всех не перечесть. Интерес к полупроводникам Жоресу привила Наталья Николаевна Созина, супруга будущего ректора института Александра Александровича Вавилова (член-корреспондент АН СССР, советский ученый в области автоматики и процессов управления – прим. ред. ПАНИ). Жорес часто с благодарностью вспоминал эту свою первую наставницу в науке. Сам же он не только приумножил список «ученых» звезд ЛЭТИ, но и воздал должное институту, организовав в 1973 году прекрасную кафедру оптоэлектроники, питающую молодыми учеными многие лаборатории Физико-технического института.
Первые шаги молодого Жореса во ФТИ мне были малоизвестны. Я знал лишь, что он занимался физикой мощных полупроводниковых вентилей – тиристоров (созданных на кристаллах германия для оборудования подводных лодок) в лаборатории профессора Владимира Максимовича Тучкевича (в 1967 – 1986 гг. – директор ФТИ им. А.Ф. Иоффе АН СССР, выдающийся советский физик, академик АН СССР и РАН, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Сталинской премии первой степени, награжден тремя орденами Ленина, ученый в области физики и техники полупроводников, создатель основ советской полупроводниковой промышленности – прим. ред. ПАНИ).
В Физтехе Жорес очень быстро дополнил свое инженерно-техническое образование физическим и стал высококлассным специалистом по квантовой физике полупроводниковых приборов. Сначала он шел в кильваторе исследований, которые уже велись во всем мире полным ходом.
Заниматься гетеропереходами его отговаривали многие научные сотрудники, в том числе и его шеф, заведующий лабораторией Владимир Максимович Тучкевич, о чем сам неоднократно вспоминал впоследствии в речах и выступлениях, говоря о смелости и способности Жореса предвидеть пути развития науки.
Дело в том, что идея использования гетеропереходов в полупроводниковой электронике была давно высказана, но многочисленные попытки реализовать ее были безуспешны. Приборы на гетероструктурах не получались. Причина была в сложности создания гетероперехода близкого к идеальному, то есть такого, где размеры элементарных ячеек кристаллических решеток разных полупроводников, составляющих переход, совпадали бы. Такую гетеропару никто не мог найти. Именно за это, казалось бы, безнадежное дело взялся Жорес.
Я хорошо помню эти поиски. Они отдаленно напоминали мне любимую в юности повесть Стефана Цвейга «Подвиг Магеллана». Когда я заходил к Алферову в его маленькую рабочую комнату, она вся была завалена рулонами миллиметровой бумаги на которой неутомимый Жорес с утра до вечера чертил диаграммы в поисках сопрягающихся кристаллических решеток. Это было похоже на описанные Цвейгом фанатические усилия Магеллана, искавшего на старых портуланах – географических картах, свой «paso» - пролив между Атлантическим и Тихим океаном, в который он уверовал и ожидал, что именно этот «paso» откроет необозримые горизонты для новых находок.
Кристаллические пленочки и Земной шар, конечно, не соизмеримы, но человеческие души, охваченные идеей, очень схожи. «Пока человек думает, что он не может сделать что-нибудь, он не может это сделать», - говорил Спиноза в своей «Этике».
После того, как Жорес с командой своих сотрудников сделал первый лазер на гетеропереходе, он говорил мне: - «Боря, я гетеропереходирую всю полупроводниковую микроэлектронику!».
Поиски были трудными. Более всего подходили полупроводники группы А В, представляющие собой химические соединения III и V групп таблицы Менделеева.
Для идеального гетероперехода подходили арсенид галлия (CaAs – известнейшее в полупроводниковом мире соединение) и арсенид алюминия (AIAs), но последний мгновенно окислялся на воздухе и об его использовании, казалось, не могло быть и речи. Однако природа щедра на неожиданные подарки, нужно лишь подобрать ключи к ее кладовым, а не заниматься грубым взломом, к которому призывал лозунг: «Мы не можем ждать милостей от природы, взять их у нее – наша задача» ( И.В. Мичурин, русский биолог и селекционер, член-корреспондент ВАСХНИЛ, почетный член АН СССР – прим. ред. ПАНИ). Такие ключи, оказывается, были уже подобраны замечательным специалистом по химии полупроводников, физтеховским профессором Ниной Александровной Горюновой, подарившей миру знаменитые соединения А В, о которых уже шла речь.
«Paso» в новый мир электроники был открыт! Вслед за лазером на гетеропереходах были созданы многие другие приборы, вплоть до преобразователей солнечной энергии.
Первый лазер работал недолго – он быстро деградировал. Жорес признавался, что времени его работы хватило ровно настолько, чтобы измерить параметры, необходимые для написания статьи. Продление срока службы лазеров было делом довольно трудным, но оно было успешно решено усилиями физиков и технологов. Теперь обладатели плейеров с компакт-дисками имеют эти лазеры у себя дома, и, я уверен, в большинстве своем не знают, что звуковая и видеоинформация считывается полупроводниковым гетеролазером, и тем более ничего не знают об истории его создания. Надо сказать, что такие лазеры используются во многих оптоэлектронных устройствах, но в первую очередь, - в волоконно-оптической связи.
Наша дружба с Жоресом началась с неожиданной встречи в Киеве, где я летом 1956 года гостил у родственников. Просто случайно встретились на улице. Оказалось, что Жорес приехал на Украину, чтобы найти могилу брата, погибшего 1944 года зимой во время Корсунь-Шевченковской операции. Договорились поехать вместе. Купили билеты на пароход, и уже на следующий день плыли вниз по Днепру к Каневу в двухместной каюте.
Родители Жореса - Анна Владимировна и Иван Карпович в молодости (да и потом), как большинство людей их поколения стойко верили в революционную идею. Именно тогда родилась мода давать детям звучные революционные имена. Младший сын стал Жоресом в честь Жана Жореса (философа, историка, деятеля французского социалистического движения – прим. ред. ПАНИ), а старший Марксом. Жорес любил брата, часто вспоминал его последний приезд с фронта и рассказы о тяжелейших фронтовых буднях.
Мы все же нашли братскую могилу с белым гипсовым солдатом на постаменте, высящимся над бурно разросшейся травой, в которую были вкраплены простые цветы, какие обычно сажают на русских могилах: ноготки, анютины глазки, незабудки… Из-за плетней на нас смотрели пожилые женщины. Мы подошли. Рассказали, почему мы здесь. Поохивая от нахлынувших воспоминаний, они просто, по – былинному образно, описывали эпизоды происшедшей здесь бойни, которую в официальных источниках называют Корсунь-Шевченковской операцией. В этих рассказах простых женщин о войне (я много их слышал) всегда звучит глубокая боль о погибших или изувеченных молодых и сильных работниках, которых Россия во все времена теряла бессчетно. Жорес собрал немного цветов с могилы, чтобы привезти их в Ленинград, маме.
Жорес любил своих друзей, гордился удачными выступлениями своих сотрудников на крупных научных конференциях. Еще больше любил свою небольшую семью, дачу в Комарово, которую воздвиг на месте давно сгоревшей дачи академика Льва Берга, географа и биолога. Жорес очень любил своих родителей, прах которых покоится на лесном Комаровском кладбище под небольшим монументом работы замечательного скульптора Михаила Константиновича Аникушина (советского скульптора - монументалиста, последователя социалистического реализма, Героя Социалистического Труда, лауреата Ленинской и Государственной премии РСФСР, академика Академии художеств, Почетного Гражданина Санкт-Петербурга, народного художника СССР – прим. ред. ПАНИ), приятеля Жореса.
Разумеется, полный портрет Жореса Ивановича Алферова в небольшой, скромной раме писать очень трудно: он всегда неопределенен, ускользающ. Думаю, что для изображения любого таланта галереи мало. Вспомните многочисленные и часто противоречивые версии о многих исторических персонажах, питавших творчество писателей от Стефана Цвейга до Эдварда Радзинского. Но несмотря на мозаичность каждого незаурядного характера, есть в любом из них и главное. Для меня главное в Жоресе Ивановиче – его любовь к науке, понимание ее красоты и умение видеть основное в замышляемом и свершенном!
Борис Захарченя,
академик РАН
Печатается в сокращении по публикации: Захарченя Борис. Небольшая Сага о Жоресе Алферове. - Л.: Аврора № 5. Май, 1996 г.
Составитель: к.э.н., доцент, профессор ПАНИ Г.Ф. Горбунов
Информационная редакция ПАНИ
Вы можете авторизоваться с помощью социальных сетей: